Поклонники Сильвии

Наконец они дошли до очередного перелаза; он уже несколько минут стоял перед мысленным взором Филипа, однако молодой человек был единственным из троицы, осознававшим, что он настолько близко; перелаз вел к Мшистому Уступу, в то время как дорога уходила через поля вниз, к Хэйтерсбэнку. Здесь Филипу и Сильвии предстояло расстаться с Молли и продолжить путь вдвоем – чудесная прогулка, которую молодой человек всегда старался сделать как можно продолжительнее. Сегодня ему очень хотелось продемонстрировать кузине свое сочувствие в меру собственного понимания того, что творилось у нее в голове; но как разобраться в хитросплетении многочисленных мыслей, роившихся в этом невидимом вместилище? В решимости изо всех сил стараться быть хорошей и всегда думать о смерти, дабы то, что сейчас казалось невозможным, стало явью – «чтоб смерти приход не страшней был, чем сон после долгих забот»[23]; в нежелании, чтобы Филип провожал ее до дома; в попытках понять, действительно ли главный гарпунер убил человека (мысль об этом заставляла Сильвию содрогаться и в то же время наполняла каким-то отвратительным восторгом, из-за которого она в воображении вновь и вновь возвращалась к высокой изможденной фигуре Чарли Кинрейда, пытаясь вспомнить его лицо); в ненависти и желании отомстить вербовщикам, желании столь сильном, что оно вступало в прискорбное противоречие с намерением быть хорошей. Все эти мысли, вопросы и фантазии вертелись в мозгу Сильвии подобно вихрю и в конце концов заставили ее нарушить молчание.

– Сколько миль отсюда до Гренландского моря? Я имею в виду, сколько туда плыть?

– Не знаю. Дней десять… Две недели… Может, больше. Я спрошу.

– О! Отец мне все расскажет. Он бывал там много раз.

– Послушай, Сильви! Тетушка сказала, что этой зимой я должен научить тебя писать и считать. Я могу приступить к этому прямо сейчас. Будем заниматься по вечерам, пару раз в неделю. С наступлением ноября магазин будет рано закрываться.

Сильвии не нравилось учиться, и ей не хотелось, чтобы Филип был ее наставником, поэтому она ответила сухо:

– На это уйдет немало свечей; матери это не понравится, а я не могу выводить буквы в темноте.

– Об этом не волнуйся. Я могу приносить с собой свечу, которая все равно горела бы в моей комнате в доме Элис Роуз.

Поняв, что предлог не сработал, Сильвия стала искать другой.

– У меня так сводит руку от письма, что на следующий день я не могу шить, а отцу очень нужны рубахи.

– Сильвия, я буду учить тебя географии и рассказывать всякие интересные истории о странах, изображенных на карте.

– А на карте есть арктические моря? – спросила девушка уже с бо́льшим интересом.

– Да! И Арктика, и тропики, и экватор, и небесный экватор; мы с тобой совершим настоящее кругосветное путешествие; один вечер мы будем заниматься письмом и счетом, другой – географией.

Филип говорил с вдохновением, а вот Сильвию вновь охватило безразличие.

– Я не школярка; как по мне, то я такая тупица, что учить меня – пустая трата времени. Вот Бетси Корни, младшая сестренка Молли и третья дочь в семье, стоит твоих усилий. Никогда не видела девчонки, которую было бы так сложно оторвать от книг.

Если бы Филипа не оставило хладнокровие, он притворился бы, что его заинтересовало предложение сменить ученицу, после чего Сильвия, возможно, пожалела бы о сказанном. Однако молодой человек был слишком оскорблен и забыл о хитрости.

– Тетушка просила подучить тебя, а не соседскую девчонку.

– Что ж, надо так надо; но я бы скорее предпочла, чтобы меня выпороли – и дело с концом, – ответила Сильвия весьма невежливо.

Мгновение спустя она пожалела о своем гневном ответе и подумала, что, если она вдруг умрет этой ночью, ей бы не хотелось почить, будучи со всеми в ссоре. Мысль о внезапной смерти не оставляла ее с самых похорон. Поэтому Сильвия инстинктивно выбрала наилучший способ преодолеть намечавшуюся враждебность и взяла за руку Филипа, шагавшего рядом с ней с угрюмым видом. Впрочем, девушка слегка испугалась, почувствовав, как крепко он сжал эту руку и что ей не удастся ее высвободить, не подняв «шума», как Сильвия мысленно это называла. Они шли, держась за руки, до самой двери фермы Хэйтерсбэнк – обстоятельство, которое не могла не отметить Белл Робсон, сидевшая на подоконнике с раскрытой Библией на коленях. Женщина читала вслух сама себе, однако к тому времени было уже слишком темно, чтобы можно было продолжать, а потому она стала всматриваться в сгущавшиеся сумерки; при виде дочери и Филипа, шагавших к дому, на ее лице появилось удовлетворение.

– Об этом-то я и молилась день и ночь, – сказала себе Белл.

Впрочем, когда она зажгла свечу, чтобы встретить Сильвию и племянника, выражение ее лица нельзя было назвать слишком уж радостным.

– Где отец? – спросила Сильвия, обводя комнату взглядом в поисках Дэниела.

– Он ходил в кирк-мурсайдскую церковь, чтобы, как он говорит, мир повидать, а потом отправился пасти скот: ему уже лучше, а значит, настал черед Кестера отдохнуть.