Поклонники Сильвии

У него возникла смутная надежда: если найден распухший труп Кинрэйда, все вопросы и дилеммы отпадают сами собой. Может, гарпунщику удалось выпрыгнуть за борт, прямо в путах или наручниках, потому он и утонул.

– Эх, парень, сомневаться не приходится. Капитан «Урании» был о нем очень высокого мнения, и, когда гарпунщик не объявился на судне ко дню отплытия, он послал людей в Каллеркоутс, к родне Кинрэйда, те направили их в Ньюкасл к Брантонам, а те знали, что он был здесь. Капитан задержал отплытие на два-три дня, у него есть на то полномочия; но когда узнал, что Кинрэйда у Корни нет, что он распрощался с ними почти неделю назад, он ушел в северные моря, наняв другого гарпунщика – похуже, но лучшего из тех, кого смог найти. О мертвых плохо не говорят, и, хотя мне не нравилось, что он к нам шастал, гарпунщик он был редкий, как я слышала.

– Но откуда вы знаете, что он утонул? – допытывался Филипп. К разочарованию, что он испытывал, слушая рассказ тети, примешивалось чувство вины.

– Ну как же, мальчик мой! Даже стыдно тебе это говорить. А как я сама расстроилась! Хотела бы выбранить Сильви, так она и без того убита горем. Эта глупышка подарила ему ленту, а она многим знакома: кажется, приметили ее на Сильви на новогоднем празднике у Корни, и уж как все восхищались. Так вот, этот петух кичливый, бедолага, прицепил ту ленту на свой картуз, и с приливом… тс! Сильви идет, зашла в кухню со двора… Ни слова об этом… А ты видел короля Георга и королеву Шарлотту? – с нарочитой оживленностью в голосе громко спросила Белл, хотя до этого говорила почти шепотом.

Филипп не ответил, потому как даже ее не слышал. Его душа метнулась навстречу Сильвии, а та вошла в столовую тихо, медленной поступью, совсем не похожая на себя прежнюю. Лицо бледное, осунувшееся; серые глаза казались больше и полнились немой скорбью. Она приблизилась к Филиппу, ничуть не удивившись его присутствию, и спокойно поприветствовала, словно обычного знакомого, с которым виделась только вчера. Филипп, памятуя про ссору, что случилась между ними во время последней встречи, причем из-за Кинрэйда, ожидал, что отголоски их раздора проявятся в ее взглядах или словах, обращенных к нему. Но ничего такого не было; неизбывное горе вытеснило гнев, стерло почти все воспоминания. Белл с тревогой посмотрела на дочь, а затем произнесла с той же наигранной веселостью:

– Видишь, дочка, Филипп пришел. Он только что из Лондона. Зови скорей отца, послушаем про новые плуги. А то мы давно так вместе не сидели.

Сильвия, все такая же молчаливая, покорно отправилась в коровник, чтобы исполнить желание матери. Наверно, Филиппа мучила совесть и он уже готов был сообщить все, что знал, но Белл Робсон неверно истолковала выражение его лица, в котором читались стыд и жалость. Не давая племяннику и рта раскрыть, она наклонилась к нему и сказала:

– Знаешь, так даже лучше, мой мальчик! Он был ей не пара. Да и сдается мне, он просто ей голову морочил, как другим. Пусть погорюет, пусть. Со временем отойдет, еще и спасибо скажет.

В дом влетел Робсон. Он принялся суматошно приветствовать Филиппа и вообще шумел и болтал больше обычного: как и жена, в присутствии Сильвии он вел себя с показной веселостью. Но в отличие от жены втайне фермер сожалел о судьбе Кинрэйда. Поначалу, когда стало известно просто об исчезновении гарпунщика, Дэниэл Робсон выдвинул верное предположение – и отстаивал свое мнение, – что за этим стоят проклятые вербовщики. С пеной у рта он убеждал всех и каждого в своей правоте, клялся и божился – тем более истово, что доказательств у него не было. Ни военные корабли, ни сопровождавшие их тендеры, что вербовали матросов во флот Его Величества, близ пустынного побережья никем замечены не были. В поисках своего опытного гарпунщика, имевшего бронь от военной службы, владельцы «Урании» прочесали Шилдс и устье реки Тайн, где эти суда подстерегали свою добычу, но их усилия ни к чему не привели. Все факты, опровергавшие догадку Дэниэла Робсона, только укрепляли его в своем мнении. А потом на берегу обнаружили картуз, и на его внутренней стороне была четко, крупными буквами, выведена фамилия Кинрэйда, а к ремешку на околыше привязан обрывок знакомой ленты. И тогда Дэниэл, резко изменив свое мнение, утратил всякую надежду; ему как-то не пришло в голову, что картуз мог слететь с Кинрэйда случайно. Нет! Ясно, что Кинрэйд погиб, утонул, надеяться больше не на что, и чем раньше об этом забудут, тем лучше для всех. Слава богу, никто не знает, сколь далеко зашел его роман с Сильвией, а то вон Бесси Корни белугой воет, оплакивая его, будто суженого потеряла. Посему Дэниэл не сообщил жене про помолвку дочери, что была заключена в ее отсутствие, да и с Сильвией о том не заговаривал, только стал еще более нежен с ней, пусть и в своей грубоватой манере, и днями-ночами думал, как бы ее порадовать, чтобы она поскорее забыла про свою несчастную любовь.