Поклонники Сильвии

И все же, когда он пустился в обратный путь, в кармане у него лежало письмо от Фостеров, в котором братья немногословно, но со всей искренностью выражали глубокую признательность за его деликатные труды в Лондоне; и в другое время – если б жизнь Филиппа складывалась иначе – этот молодой человек, вероятно, чувствовал бы себя польщенным, и по праву, ведь, не имея ни пенни собственных денег, а только благодаря усердию, порядочности, проницательности и преданности интересам своих работодателей, он добился того, что они пожелали сделать его своим преемником и видят в нем преданного друга.

Ньюкаслский смак приближался к родным берегам, и Хепберн с тоской высматривал на фоне неба неясные серые очертания монксхейвенского монастыря и знакомых скал, словно неодушевленные каменные глыбы могли рассказать ему что-то о Сильвии.

В Шилдсе, едва сойдя на берег, Филипп столкнулся на улице с соседом Робсонов, с которым он тоже был знаком. И этот честный человек приветствовал его так, как встречают великого путешественника, возвратившегося на родину из долгого странствия. Он тряс ему руку, многократно желал всяческих благ и пригласил выпить за его счет. И все же из какого-то непреодолимого чувства Филипп избегал всякого упоминания о семье, которая являлась главным связующим звеном между ним и этим добрым фермером. Непонятно почему, но ему было невыносимо услышать имя Сильвии на улице или в шумном пабе. И он упорно воздерживался от расспросов о людях, которые интересовали его больше всего.

Так что по возвращении в Монксхейвен о Робсонах он знал не более того, что было ему известно перед отъездом; и, разумеется, перво-наперво он обязан был предоставить полный устный отчет о своей работе в Лондоне Фостерам. Братья, конечно, из писем Филиппа знали обо всех результатах его поездки, но, казалось, питали ненасытный интерес к подробностям.

Хепберн и сам не смог бы объяснить, почему, расставшись с Фостерами, когда те наконец-то сподобились его отпустить, он не спешил отправиться на ферму Хейтерсбэнк. Да, уже было поздно, это верно, но в мае даже селяне не укладывались спать раньше восьми-девяти часов вечера. Возможно, по причине того, что Хепберн все еще был в грязном дорожном платье, ведь по прибытии в Монксхейвен он сразу пошел в магазин. Или подумал, что, если заглянет к Робсонам сегодня вечером на короткие полчаса перед тем, как они отойдут ко сну, завтра он не найдет предлога для более продолжительного визита. Как бы то ни было, по завершении обстоятельной беседы с работодателями Филипп проследовал прямо в дом Элис Роуз.

Эстер с Кулсоном уже поздравили его с приездом, когда он появился в магазине, но они ушли с работы час или два назад.

Однако его возвращение домой они приветствовали с новым воодушевлением, к которому как будто примешивалось удивление. Даже Элис, казалось, была довольна, что свой первый вечер после долгого отсутствия Филипп проводит с ними, словно на это она никак не рассчитывала. Он очень устал с дороги, но, пересиливая себя, стал рассказывать друзьям, чем он занимался и что видел в Лондоне, при этом тайн своих работодателей он не раскрывал. Ему было приятно, что его слушатели внимают ему с удовольствием, хотя и со смешанными чувствами, которые отражались на их лицах. Кулсону было стыдно, что он повел себя неблагородно, когда узнал, что Филиппа отправляют в Лондон. Эстер и ее мать втайне радовались, потому что этот вечер напоминал им прежние счастливые вечера, до того, как Робсоны поселились на ферме Хейтерсбэнк; и как знать, что за слабые восхитительные надежды это подобие может сулить?

Мятущийся, возбужденный Филипп чувствовал, что не сможет заснуть, и был рад, что ему есть чем занять себя до завтрашнего вечера. Время от времени он пытался выяснить у друзей, что происходило в Монксхейвене в его отсутствие, но, по их словам, насколько он мог судить, жизнь в городе протекала однообразно; если им и было известно нечто такое, что затрагивало Робсонов, они старались об этом не говорить. И в самом деле, часто ли они могли слышать о Робсонах в его отсутствие?

Глава 20. Любовь и утрата

Филипп шел к ферме Робсонов, словно во сне, когда все вокруг происходит по желанию спящего, но при этом он чувствовал, что у этого удовольствия есть какой-то скрытый таинственный неизбежный недостаток. Хепберн не хотел думать – не хотел понимать, что это за недостаток, который для него, в сущности, не был тайной.

Майский вечер радовал великолепной игрой света и тени. Малиновое солнце подогрело северный воздух, обволакивавший приятным теплом. Со всех сторон Филиппа окружали картины и звуки весны: блеяли усталые ягнята, укладываясь отдыхать рядом с матерями; в кустах утесника, росших прямо из каменных стен, щебетали коноплянки; в безоблачном небе пел жаворонок, прощаясь до завтра, и скрывался в своем гнезде в нежно-зеленой пшенице. Все вокруг дышало идиллическим покоем, но на сердце у Филиппа было тревожно.