Поклонники Сильвии

Последних его слов Филипп не расслышал: они потонули в ритмичном плеске воды, загребаемой веслами, и свисте ветра, гуляющего по балке, к которому примешивался более близкий шум крови в ушах, прилившей к его голове. Он сознавал, что откликнулся на мольбу Кинрэйда, пообещав передать от него весточку Сильвии, – откликнулся в тот самый момент, когда Картер вызвал у него новую вспышку гнева, предположив, что гарпунщик будет «гоняться за юбками», – ибо на какое-то мгновение он был потрясен столь быстрой переменой в судьбе Кинрэйда: за каких-то пару часов Кинрэйд из счастливчика превратился в изгнанника, ведь в ту пору силой завербованный моряк мог годами томиться на какой-нибудь чужеземной военно-морской базе, вдали от дорогих его сердцу людей, которые все это время даже не знали о постигших его жестоких испытаниях.

И теперь Хепберн задумался: что он сам-то ответил, что из пылкой просьбы Кинрэйда он согласился передать? Ему не удавалось припомнить, многословным был его ответ или не очень; он знал только, что произнес что-то тихим хриплым голосом почти в ту самую секунду, когда Картер выкрикнул свою остроту. Но он сомневался, что Кинрэйд разобрал его слова.

Но потом коварное внутреннее существо, что таится в сердце каждого из нас, встрепенулось и сказало: «Ну и хорошо, данное обещание налагает обязательства на того, кто его дал. Но если обещание не было услышано, значит, ты его не давал».

Охваченный внезапным порывом, Филипп перешел по мосту и, снова повернув к берегу, почти бегом кинулся к обрыву. Там он бросился на мягкую траву, что росла по краю утесов, нависающих над морем. Оттуда открывалась широкая панорама северной стороны. Подпирая лицо руками, он устремил взгляд на синюю рябь океана, тут и там переливавшегося на солнце длинными сверкающими полосами. Вдалеке все еще виднелась шлюпка. Ритмично перескакивая с волны на волну, она быстро и беззвучно неслась к стоявшему на рейде тендеру.

Словно в кошмарном сне, Хепберн дрожал от страха, не чувствуя себя в безопасности, пока шлюпка не достигла места назначения. Прищурившись, он различал четыре крохотные фигурки, непрестанно взмахивавшие веслами, и пятую, сидевшую за рулем. Но он знал, что в шлюпке находился шестой, невидимый, лежал на дне беспомощный, со связанными руками и ногами. И ему все представлялось, что этот человек вскакивает, разрывает путы, разбрасывает своих обидчиков и, свободный, с победой возвращается на берег.

Конечно, вины Хепберна не было в том, что шлюпка стремительно удалялась; что она уже подплыла к тендеру и качалась на волнах, покинутая ее экипажем; что ее подняли на судно и установили на место. Его вины в том не было! И все же ему потребовалось время, чтобы убедить себя, что это не безумные неистовые желания, овладевшие им не далее как час назад, не исступленные мольбы избавить его от соперника, что он обращал к Господу, карабкаясь по каменистой тропке, бежавшей параллельно песчаному берегу, по которому шел Кинрэйд, спровоцировали данное событие.

«Как бы то ни было, – подумал он, поднимаясь с земли, – мои молитвы были услышаны. И спасибо за это Господу!»

Он еще раз посмотрел в сторону корабля. Расправив большие красивые паруса, судно уходило в море по искрящейся дорожке опускающегося солнца.

Филипп увидел, что он слишком задержался и опаздывает на дилижанс. Он размял затекшие члены, перекинул через плечо вещмешок и припустил в Хартлпул.

Глава 19. Важная миссия

Филипп все-таки опоздал на дилижанс, на который надеялся успеть, но был еще один, отходивший вечером и прибывавший в Ньюкасл до полудня, и, сев в него, он мог бы, сэкономив на ночном сне, наверстать упущенное время. Но, возбужденный и несчастный, Филипп решил, что задержится в Хартлпуле лишь для того, чтобы наскоро перекусить на постоялом дворе, от которого отправлялся дилижанс. Получив информацию о городках, через которые будет проезжать экипаж, и постоялых дворах, где он будет делать остановки, Филипп попросил передать кучеру, чтобы тот по пути его высматривал и подобрал в одном из этих мест.

К тому времени, когда Филипп сел в дилижанс, он уже изрядно устал и от переутомления в дороге не смог заснуть. По прибытии в Ньюкасл он забронировал для себя место на ближайшем смаке[80], отплывавшем в Лондон, и затем направил свои стопы на улицу Сайд, к Робинсону, чтобы разузнать все что можно про новый плуг, который интересовал его дядю.

И уже довольно поздно, ближе к вечеру, добрался он до небольшого постоялого двора у пристани, где намеревался заночевать. Заведение это было третьесортное, и останавливались здесь, главным образом, моряки; его порекомендовал Филиппу Дэниэл Робсон, хорошо знавший эту гостиницу в прежние времена. Но здесь было чисто и уютно, и хозяева показались Филиппу вполне респектабельными людьми.