Поклонники Сильвии

– Сказала? Да что она могла сказать?! Расплакалась. Ну а потом просто повторила слова отца: что его нет в живых, что живым он бы вербовщикам не дался. Она слишком хорошо его знает. В ее глазах он – смельчак, который никому не позволит навязать ему свою волю. По-моему, она впервые начала думать о нем после той стычки на борту «Доброй удачи», когда погиб Дарли, и она сочла бы его размазней, если б он не смог противостоять вербовщикам и военным морякам. Она готова скорее поверить, что он утонул и ей больше не доведется его увидеть.

– Лучше бы так, – произнес Филипп, а потом, чтобы успокоить необычайно разволновавшуюся тетю, пообещал, что постарается избегать всяческих разговоров о вербовщиках.

Но исполнить это обещание оказалось не так-то просто, ибо Дэниэл Робсон, как и предупреждала его жена, помешался на вербовщиках. Он едва мог думать о чем-то другом, хотя сам порой уставал от этих навязчивых мыслей и был бы рад выбросить их из головы. Самому ему принудительная вербовка не грозила, – он был слишком стар; у него не было сыновей, которые могли бы стать жертвами вербовщиков. Но страх перед ними, который он сумел побороть в молодости, казалось, вернулся, на склоне лет охватив его с новой силой; и страх породил испепеляющую ненависть. С прошлой зимы, когда заболела его жена, и до сей поры он бывал более трезв, чем обычно. Допьяна он никогда не напивался, так как голова у него была крепкая и закаленная, но неуемное желание услышать последние новости о деяниях вербовщиках гнало его в Монксхейвен почти каждый день в этот мертвый сельскохозяйственный сезон года, а источником распространения слухов, как правило, являлся паб, и, наверно, количество спиртного, что он там потреблял, ослабило разум Робсона и стало причиной его зацикленности на вербовщиках. Возможно, это и есть психологическое объяснение того, о чем впоследствии будут говорить как о маниакальной одержимости, обрекшей его на роковой конец.

Глава 23. Возмездие

Пивная, которую предводители команды вербовщиков облюбовали для своих встреч («рэндивоуз», как называли их местные жители), пользовалась дурной славой. Сразу за ее двором находились доки – пристань, расположенная ближе всего к выходу в открытое море. С двух сторон этот заросший травой, покрытый плесенью двор ограждала высокая крепкая стена, с двух других – само здание пивной и заброшенные надворные постройки. Место было выбрано довольно удачно: во-первых, пивная находилась на отшибе, но в то же время близко от расширения русла реки; во-вторых, им повезло с хозяином. Джон Хоббс слыл хроническим неудачником; любое его начинание, казалось, было заведомо обречено на провал; как следствие, он завидовал всем, кто преуспел в жизни больше него, и готов был пойти на что угодно, лишь бы чуть повысить свое благосостояние. С ним проживали жена, племянница, которая была за служанку, а также ночевавший во дворе работник, родной брат зажиточного мясника Неда Симпсона, который одно время ухаживал за Сильвией. Но один из братьев процветал, а второй шел ко дну, как и его нынешний хозяин. Ни Хоббс, ни его работник Симпсон не были отпетыми негодяями; устройся они в жизни чуть получше, наверно, оба были бы такими же порядочными и совестливыми, как их соседи. Даже сейчас, имея тот же доход, они предпочли бы творить добро, а не зло, но и небольшой разницы в барышах было достаточно, чтобы склонить чашу весов в ту или иную сторону. И к ним в наибольшей степени была применима знаменитая максима Ларошфуко[89], ибо в несчастьях своих друзей они умели находить оправдание собственным невзгодам. Во всех событиях они видели руку слепой судьбы, а не неизбежные последствия собственных глупостей или промахов. Для таких людей крупная сумма денег, которую предложил им лейтенант, возглавлявший службу вербовки, за размещение своей команды в пивной «Объятия моряков», оказалась непреодолимым соблазном. Командиру вербовочного отряда выделили лучшую комнату в ветхом доме, были исполнены все его распоряжения, без учета интересов бывших клиентов и работы пивной, которая все равно не приносила прибыли. Если бы родственники Хоббса и Симпсона не были столь состоятельными гражданами, известными на весь Монксхейвен, к этим двоим, в силу их дурной репутации, относились бы еще хуже, нежели это было на самом деле той зимой, о событиях которой идет речь. Их не обходили молчанием, когда они появлялись в церкви или на рынке, но поддерживать беседу с ними никто не желал. И это несмотря на то, что они теперь одевались лучше, чем в прежние годы, да и манера их поведения изменилась: раньше они все больше ворчали, изрыгали ненависть, а теперь демонстрировали чудеса обходительности – смотреть противно.