Предоставив штурмовать паб более молодым и сильным, сам он тем временем зашел с тыла, чтобы обследовать двор. Все бросились за ним, едва не сбили его с ног, а он шел к проходу, в который открывались двери надворных строений пивной. Дэниэл уже разбил запор на двери одной из них; оказалось, это коровник, из которого несло плесенью; в углу тощая коровенка переступала ногами, выражая тревогу и беспокойство тем, что в место ее ночлега ворвались люди и их набивалось все больше и больше. Дэниэл находился дальше всех от двери. Его чуть не раздавили, пока он ломал прогнившую деревянную перегородку, за которой открылся заросший сорняками двор старой пивной. В падавшем на землю ярком свете можно было разглядеть контуры каждый травинки на фоне неясных темных стен.
Этот проем, обеспечивавший доступ воздуха и света в помещение, что раньше служило конюшней – в ту пору, когда на постоялом дворе «Объятия моряков» частенько останавливались конные путешественники, – был достаточно большим, через него вполне мог пройти человек. Дэниэл, обнаруживший проем первым, первым и стал протискиваться во двор. Но с годами он отяжелел, стал менее поворотлив, хромота лишила его былой проворности, а толпа сзади напирала. Кто-то подтолкнул его, и он, не устояв на ногах, растянулся на булыжниках, которыми был вымощен двор. На время он лишился сил и только и смог что отползти в сторону из-под подпрыгивавших ног в тяжелых окованных ботинках. А мятежники все вбегали и вбегали через найденный им вход и скоро заполнили весь двор. Они громко выкрикивали издевательские насмешки, и наконец, к их радости, обитатели дома им ответили. Те нарушили молчание, от немого противостояния перешли к активным действиям. Завязывалась настоящая драка, жаркая ожесточенная битва. Дэниэл переживал, что он вынужден сидеть у стены и бездействовать, не в состоянии участвовать в операции, которую еще недавно возглавлял.
Он наблюдал, как бунтари вырывают камни и метко швыряют их в незащищенную дверь. Заметив, что верхнее окно распахнулось и кто-то стал целиться в толпу, Дэниэл криком предупредил своих товарищей, но его предостережение потонуло во всеобщем гвалте. К счастью, в этот момент дверь поддалась, и толпа непроизвольно колыхнулась вперед, так что от выстрелов никто не пострадал настолько, чтобы это помешало ему вместе со всеми ворваться в дом. Стены здания приглушали шум борьбы, происходившей в пивной, хотя порой рвавшиеся оттуда звуки походили на рычание хищника, пожирающего свою добычу. Рев и грохот то усиливались, то становились тише, в какой-то момент и вовсе прекратились. Дэниэл с трудом приподнялся, желая понять, что случилось, но ор вдруг так же внезапно возобновился, и мятежники из здания снова высыпали во двор. С ними были освобожденные пленники. Все вопили, ликовали от радости. Неуклюже поднявшись на ноги, Дэниэл вопил и ликовал вместе с остальными, пожимал всем руки, не думая о том, что вербовщики и их командир покинули дом через окно на фасаде. Часть нападавших кинулась за ними, но многие вскоре вернулись, чтобы освободить захваченных и затем выместить свой гнев на пивной и находящемся в ней имуществе.
Изо всех окон обоих этажей во двор летела мебель. Звон бьющегося стекла, грохот от падения тяжелой деревянной мебели, крики, смех, ругательства – все это воодушевляло Дэниэла, и он, забыв про свои ссадины, бросился помогать остальным. Он пребывал в эйфории от того, что его план увенчался столь грандиозным буйным успехом. Каждый вылетающий из окон предмет или обломок он приветствовал зычным «ура», всем вокруг пожимал руки, и наконец, когда погромщики взяли паузу, чтобы отдышаться, он воскликнул:
– Будь я молод, как когда-то, я бы сровнял «Рандеву» с землей и на его месте запалил бы огромный костер. Вот тогда б хоть не зря звонил пожарный колокол.