Поклонники Сильвии

Голова матери резко упала на грудь, и от толчка она проснулась; Сильвия поспешила схоронить мысли о почившем, свою тоску по нему в том вместилище в своем сердце, куда она прятала сокровенные тайны, чтобы их не тревожил свет повседневности.

– Отец задерживается, – промолвила Белл.

– Девятый час уже, – отозвалась Сильвия.

– Часы у нас больше чем на час вперед, – сказала Белл.

– Да, но ветер доносит из Монксхейвена звон колокола. Я слышала, как пробило восемь часов, пять минут не прошло.

Это трезвонил пожарный колокол, но Сильвия не распознала его бой.

Они опять надолго умолкли, но обе были начеку.

– Опять его ревматизм будет мучить, – произнесла Белл.

– Холодно, конечно, – рассудила Сильвия. – Мартовская погода пришла раньше времени. Но я сделаю ему горячий сидр с молоком и патокой, от кашля хорошо помогает.

Приготовление напитка на время отвлекло женщин от тяжелых дум. Но только они поставили маленькую чашу в духовку, их снова одолели недоумение и тревога.

– Мама, он про запой ничего не говорил, а? – наконец спросила Сильвия.

– Нет, – ответила Белл, нахмурившись. И через некоторое время добавила: – Многие мужья идут пить и женам ни слова не говорят. Мой господин не такой.

– Мама, – снова нарушила молчание Сильвия, – я пойду возьму в коровнике фонарь и поднимусь на гребень, может, на край зольного поля дойду.

– Сходи, дочка, – одобрила ее мать. – Я сейчас оденусь и тоже с тобой схожу.

– Даже не думай, – возразила Сильвия. – Ты слишком слаба, чтобы выходить на улицу в такую ночь.

– Тогда позови Кестера.

– Нет. Я не боюсь темноты.

– Дочка, мало ли кто бродит в темноте.

Сильвия содрогнулась от внезапной мысли, навеянной словами матери: возможно, идея пойти поискать отца, что пришла ей на ум, это ответ на ее обращение к Высшим Силам, к которым она взывала недавно; не исключено, что она и впрямь встретит на краю поля своего погибшего возлюбленного. Но хотя она ежилась, рисуя в воображении эту мистическую картину, сердце ее билось уверенно и ровно: ее не пугали ни темнота, ни духи мертвых – большое горе уничтожило в ней всякий девический нервный страх.

Она поднялась на гребень, вернулась, не встретив в поле ни людей, ни духов. На холме свирепствовал ветер, который мог бы сдуть со склона любого, кто по нему спускался или поднимался; но там никого не было.

И они снова сели, напряженно прислушиваясь. Наконец у входной двери раздались шаги. Они подскочили на месте, хотя обе пребывали в состоянии нетерпеливого ожидания.

– Папа! – вскричала Сильвия, когда Дэниэл вошел в дом.

Его жена тоже встала. Она дрожала, но молчала.

– Выдохся я, – произнес он, грузно опустившись на стул, что стоял ближе остальных к двери.

– Бедненький папочка! – Сильвия нагнулась, снимая с отца залепленные глиной тяжелые башмаки.

Белл достала из духовки горячий сидр.

– Что это? Поссет? Как же вы, женщины, любите всякие пойла, – пробурчал Дэниэл, но целебное снадобье выпил.

Сильвия тем временем заперла дверь и принесла с подоконника свечу, которая ярче осветила фермера, и мать с дочерью увидели, что лицо его в саже, сам он весь растрепанный, одежда на нем порвана.

– Кто это тебя так помял? – спросила Белл.

– Меня – никто. Это я наконец-то задал жару вербовщикам.

– Ты?! Ты же не подлежишь вербовке! – воскликнули в унисон обе женщины.

– Еще бы! Пусть только подступятся. Они и так свое сполна получили. В следующий раз, как задумают свое черное дело, наверно, спросят, нет ли где поблизости Дэниэла Робсона. Я сегодня собрал отряд спасения, и мы освободили дюжину парней, которых захватили и отвели в «Рандеву». Я и со мной еще люди. А вещи Хоббса и лейтенанта сгорели; сейчас, думаю, от «Рандеву» только стены и остались, хоть скот туда сгоняй.

– Ты же не хочешь сказать, что он сгорел вместе с вербовщиками? – уточнила Белл.

– Нет, нет, не в этот раз. Эти головорезы разбежались по холму, как кролики; Хоббс со своими только и успел что мешок с деньгами унести, а от его развалюхи осталась только груда кирпичей и раствора; и мебель его вся сгорела дотла, зато лучшие из парней больше уж никогда не купятся на набат пожарного колокола.

И Дэниэл затем стал рассказывать, как их выманили на рыночную площадь. Время от времени жена и дочь прерывали его рассказ вопросами, а иногда он сам себя перебивал стонами усталости и боли, пока в конце концов не заявил:

– Остальное завтра дорасскажу, ведь не каждый же день человек совершает столь великие деяния. А сейчас пойду спать, пусть хоть сам король Георг требует, чтобы я поведал ему, как мне все это удалось.

И он устало потащился наверх. Жена и дочь принялись хлопотать вокруг него, стараясь облегчить боль в членах и создать ему все удобства. Они достали металлическую грелку, которую использовали в особых случаях, и Дэниэл, устроившись в согретой постели, сонным голосом поблагодарил дочь и жену, а затем добавил:

– Я так рад, что те бедняги сегодня спят у себя дома.

А потом сон одолел его, и он даже не шелохнулся, когда Белл нежно чмокнула его в обветренную щеку и произнесла тихо: