Покойник с площади Бедфорд

После всего, что рассказала ему Парфенопа, Питт посчитал, что должен встретиться и с Лео Каделлом. Может быть, тот знал не больше других и не представлял, кто мог его шантажировать, но нельзя было упускать ни одного шанса. В любом случае существовала возможность, что к нему первому шантажист обратился с конкретным требованием. А Каделл, несомненно, обладал немалой властью. Из Форин-офис он мог влиять на результаты десятков деликатных переговоров во многих районах мира. Суперинтенданту пришло в голову, что кто-то из жертв мог быть более важен для шантажиста, чем остальные, и что кто-нибудь один из них был важнее всех для достижения именно той цели, которую шантажист себе наметил, и это вполне могло быть оказание влияния на политику правительства за границей или в одной из стран империи.

На таких решениях можно было заработать или потерять целые состояния. Например, обстановка в Африке была крайне нестабильной. Там, где речь шла о земле и золоте, сразу же появлялась масса людей, для которых жизнь ничего не стоила, не говоря уже о чести. В погоне за новыми землями, за возможностью проникнуть еще глубже в этот необозримый континент, такие люди, как Сесил Родс[33] и другие, следующие за ним по пятам, привыкли мыслить категориями армий и целых стран. Жизнь отдельного человека ими в расчет не бралась.

Питт никогда не покидал пределов Англии, но он достаточно хорошо знал таких людей, чтобы понимать, что мужчины и женщины, находившиеся на самом передовом крае цивилизации, были окружены жестокой и часто внезапной смертью – или от ран, или от болезней, так как в жарком тропическом климате эпидемии были обычным делом. В этих экстремальных условиях, легко менявших понятия о добре и зле, было очень просто забыть о тех понятиях чести, которые все еще так ценились в Англии. Ставки были слишком высоки и не оставляли места для рассуждений на темы морали.

Суперинтенданту пришлось подать официальный запрос о встрече с Лео Каделлом, и только через два дня после его беседы с Парфенопой его допустили в кабинет Каделла в здании Министерства иностранных дел. Ему пришлось подождать в приемной около пятнадцати минут.

Наконец, когда Томас вошел в кабинет, Каделл встал из-за стола с выражением недоумения на худощавом лице. Его нельзя было назвать красивым, но черты его лица были правильными, а обычное его выражение было добродушным и, может быть, даже ласковым. Однако в тот день он выглядел усталым и раздраженным. Было видно, что встречаться с Питтом ему совсем не хочется и делает он это только потому, что полицейский был очень настойчив, ссылаясь на важное расследование, которое не могло ждать и в котором никто, кроме Каделла, не мог ему помочь.

– Доброе утро… суперинтендант, – произнес Лео с легкой улыбкой. Он протянул Питту руку и тут же убрал ее, как будто забыл, что означает его жест. – Не хочу торопить вас, но через двадцать пять минут я должен принять германского посла. Прошу прощения, но на эту встречу я не могу опоздать. – Чиновник указал на красивый, с кремовой обивкой стул эпохи королевы Анны. – Прошу вас, садитесь и объясните, что я могу для вас сделать.

Томас уселся и сразу же перешел к делу. Двадцать пять минут были слишком коротким сроком, чтобы успеть обсудить такой деликатный и болезненный вопрос, но он понимал, что Каделл действительно стеснен во времени.

– Тогда позвольте мне не тратить ваше время на положенные банальности, – сказал полицейский, глядя прямо в глаза дипломату. – Вопрос слишком серьезный, чтобы его можно было бросить на полпути из-за других дел.

Его высокопоставленный собеседник кивнул. Питт ненавидел подобную прямолинейность, но выбора у него не было.

– То, что я расскажу вам, не предназначено для чужих ушей, – начал он, – и я обещаю вам хранить в тайне все, что вы мне скажете, до тех пор, пока это будет возможно.

Каделл еще раз кивнул, глядя на посетителя прямым и немигающим взглядом. Если он даже и догадывался, о чем тот собирается с ним говорить, то его можно было назвать великолепным актером. Но, наверное, дипломат и должен уметь играть…

– Несколько человек, выделяющихся скорее своими возможностями, чем богатством, подвергаются шантажу, – прямо сказал Томас.

По лицу Лео пробежала судорога – такая легкая, что ее запросто можно было принять за тень от яркого света, проникающего сквозь широкие окна. Он по-прежнему молчал.

– Ни от кого из них до сегодняшнего дня не требовали денег, – продолжил Питт. – Создается впечатление, что шантажиста интересуют не деньги, а те возможности или власть, которыми обладают эти люди. Над каждым из них занесен топор, но никто из них не знает, когда и кто его опустит. Насколько я знаю, ни один из них не совершал того, в чем его обвиняют, но обвинения эти настолько утонченны и относятся к столь отдаленным временам, что оспорить их практически невозможно.

– Я вас понял, – медленно выдохнул чиновник. Он так и не отвел глаз от лица собеседника, и взгляд его был таким пристальным, что казалось, будто бы его глаза неживые. – Скажите, а сэр Гай Стэнли тоже относится к этим людям?