Покойник в кювете

— Скорее всего, зашел к нему в винный отдел за пузырем или приторговывал у дверей своей зеленью, — предположил Никита. — Бизнес у него был такой. Огородничество. Когда самогонку не гнал.

— И в очередном письме Смагину между делом упомянул об этом. А ушлости Смагину было не занимать. Он быстро смекнул, что дело не чисто, списался с Гусевым — и вместе они заявились к нам в город. Смагин остановился у Рогова, а Гусева пристроил Лагоев. Это, можно сказать, стало началом его конца.

— То есть Лагоев обзавелся универсамом на деньги из общака, убив Вязова? — спросил Петро.

— Совершенно верно, — подтвердил Сергей. — И обзавелся он универсамом после того, как исчезла из города эта троица. У нас есть тому документальное подтверждение. Всё по срокам сходится. Не зря мы с Никитой столько времени рылись в архивах.

— А то, что мы нарыли в архивах, первым понял Смагин и потребовал на стрелке в Кочках долю для себя, Гусева и Рогова.

— А Юнусов с Устюговым?

— Они же остались в городе, стали свидетелями неожиданного взлета Лагоева, и тот откупился от них, купив для одного автомастерскую на бензоколонке, для второго складские помещения в промзоне. Недалеко от печально известного туалета. Но вернемся к свалившимся, как с неба, Гусеву, Рогову и Смагину. Последний потребовал для себя долю в универсаме Лагоева. Ни много ни мало пятьдесят один процент. На свою сторону он даже пытался привлечь Устюгова и потребовал для него тоже долю в универсаме, но уже двадцать процентов. С учетом того, что у него уже был склад. Любопытной была мотивировка: они — Смагин, Рогов и Устюгов — выбивали деньги и всем рисковали, тогда как Лагоев, Гусев и Юнусов оставались в тени и ничем не рисковали.

— Определенная логика в этом есть, — сказала Татьяна, склонная быть во всем справедливой.

— Ну ты же сама понимаешь, что Лагоев на такое не мог согласиться.

— И тем самым Смагин подписал себе смертный приговор, — сказал Петро.

Татьяна вздрогнула.

— Ну и нравы.

— Другой мир, другие законы, — сказал Никита.

— Хорошо. Это я понимаю. Но что Гусев мог иметь против тебя — этого я не понимаю.

— Здесь мы возвращаемся к самому началу нашей истории, — сказал Сергей.

— А ее начало положили мои публикации в «Вестнике». Убийство Смагина Лагоев обстряпал не без шероховатостей, но все-таки достаточно успешно, раз дело списали на несчастный случай.

— Беру грех на себя, — вздохнув, сказал Петро. — Каюсь.

— И все бы этим кончилось, — продолжил Никита, — если бы на той стрелке не всплыли фотография и записная книжка. Лагоев решил вернуть их себе во что бы то ни стало, чтоб больше не быть объектом шантажа. Это было причиной убийства недалекого и вечно пьяного Рогова и две попытки поджога его дома. Раз он их не нашел, то пусть они сгорят — так решил Лагоев.

— Понимаю. После первой публикации, связанной с убийством Смагина, но оставшейся незамеченной, ты продолжил трезвонить о событиях в Кочках и не на шутку испугал Лагоева, — сказала Татьяна.

— Совершенно верно. Если нападения на меня в «Русской сказке» история темная, то Болтовское шоссе — откровенная попытка убрать меня и тем самым приглушить события в Кочках, поскольку после меня вроде будет некому — по меткому твоему выражению — трезвонить о странных убийствах.

— Раньше я слышала, что журналист одна из опаснейших профессий. Теперь это я точно знаю, — сказала Татьяна. — Как хорошо, что ты ушел в полицию.

Мужчины переглянулись и дружно расхохотались.

— А что? — недоуменно спросила Татьяна и потом сама улыбнулась. — И все-таки ты не ответил на мой вопрос: что имел Гусев против тебя?

— Ровным счетом ничего. Его, с одной стороны, запугал Лагоев тем, что если они не уберут меня, то всем им грозят длительные сроки, — и это в возрасте Гусева, — а с другой стороны, он обещал ему долю в универсаме, что гарантировало бы Гусеву безоблачную старость, а если что пойдет не так, то обещал ему проверенного и надежного адвоката.

— Конечно, г-на Бершмана.

— Естественно.

— А кто был на Болтовском шоссе? Устюгов со своими биндюжниками?

— Он самый. Но провалив дело, он наотрез отказался от повторной попытки. Именно поэтому Лагоев принялся обрабатывать Гусева, и я думаю, он не случайно подсунул ему кастет.

— Ну да, хотел его подставить с убийством Рогова и Смагина, — догадалась Татьяна. — Ну каков подлец. Бедненький Гусев.

— Ага. Этот бедненький Гусев приготовил нам для суда вишенку на торте.

— Какую? — оживилась Татьяна, и глаза у нее заблестели.

— У него оказалось алиби на дни убийства Рогова и Смагина. Он был у любовницы, и она готова это подтвердить.

— Альфонс всегда Альфонс.

— Но на этот раз он, кажется, угомонился. Решил навсегда связать свою судьбу с этой женщиной. Но мы на него в общем-то не обиде. Именно он поведал нам всю подноготную.

— Устюгов признался в нападении на тебя на Болтовском шоссе? — спросил Петро.

— Конечно нет.

— Улик и свидетелей нет. Дохлый номер.

— Мы и не думаем выносить это на суд. Именно по этим причинам. Так же как и нападение Гусева на меня.

— Молодцы, мальчики. Остались джентльменами, верными слову.