Трупы решили вытащить в тамбур и сдать властям на ближайшей станции вместе с уцелевшим человеком в камуфляже. Так и сделали. Ехавшие в том же вагоне пассажиры из местных рассказали своим землякам в милицейской форме, как все произошло. Те ничуть не удивились. Поезд двинулся дальше. «Ничего себе, командировочка начинается!» — думал Тенин, глядя в окно и прихлебывая теплое пиво.
Третьи сутки он маялся в раскаленном вагоне, изнывая от жары, неподвижности и неприятных запахов самого разного происхождения. Не спасали даже открытые окна. Размякшие, отупевшие от жары пассажиры сидели молча. Лица у них были влажные, страдальческие, словно у мучеников на иконах. Одежда противно липла к телу. Тенин грезил о прохладном душе и свежем белье. Горло горело. Припасенная вода кончилась, не говоря уже о пиве. Поезд не останавливался вот уже пять или шесть часов. Вагон-ресторан отсутствовал. Летуны угостили его купленным вчера на полустанке кумысом, похожим на перекисший кефир.
За окнами проплывали песчаные просторы, столь же необъятные, сколь и унылые, навевавшие мысли о третьей мировой войне. Кое-где виднелись островки чахлой, выжженной солнцем растительности. Изредка мелькали убогие домишки стрелочников, рядом с которыми гуляли верблюды. Подобная панорама тянулась с утра до вечера, раздражая своей никчемностью. Как бы в подтверждение его мыслей один из пассажиров, местный Житель, вздохнул:
— Тут как-то японцы проезжали. Смотрят, удивляются. Сколько, говорят, у вас земли пропадает! Им отвечают: «Так ведь пустыня, воды-то нет». А японцы им: «Нужно колодцы выкопать, удобрения подвезти…»
— То японцы, — возразил другой, помоложе. — А у нас и в городе-то вода не всегда бывает, не то что в пустыне.
Неожиданно вдали, среди песков, возник сказочный дворец. Он был похож на видение, на мираж, казался галлюцинацией здесь, посреди голой пустыни. Вслед за первым, словно по мановению руки всесильного джинна, появился второй такой же дворец, потом третий… Это были восхитительные по красоте мавзолеи с арками и куполами. Пассажиры сказали, что построили их уже в наше время для умерших предков. Попадавшиеся на пути дома для живых выглядели значительно скромнее.
Ночью случилось неожиданное событие. Когда все спали, поезд остановился в каком-то крупном населенном пункте, и в вагон поналезло несметное количество местных жителей. Это было похоже на эвакуацию. Ехали целыми семейными кланами, вместе с грудными младенцами и ветхими стариками. И было этих новых пассажиров по три человека на одно место. Они заполнили все пустовавшее доселе пространство от пола до потолка, забравшись на багажные полки, усевшись на столах и пытаясь примоститься на спавших летчиках. На ногах у них были чистенькие черные сапожки-ичиги, сделанные из тонкой кожи. Прежде чем ступить на пол, они натягивали на сапожки нечто вроде тонких галош. Забираясь на сиденье, они оставляли галоши внизу.
Тенину показалось, что он в кочующем таборе. Новые попутчики лопотали все разом. Дети истошно кричали. На протяжении всего пути и старые, и молодые пили чай, ели лепешки и что-то горячо обсуждали. Летчики потерялись среди них. Зато проводник неожиданно протрезвел. Теперь он деловито суетился по вагону, разнося чай и собирая деньги.
Часам к одиннадцати утра благополучно добрались до конечного пункта назначения. Вокзал был похож на любой из полустанков, без конца встречавшихся на долгом пути, с неизменными торговцами и старыми кирпичными постройками. По пыльному пустырю бродил одинокий ишак. Время от времени он немузыкально кричал. С проводником вдруг случилась истерика. Затравленно озираясь, он наотрез отказался выходить из вагона, повторяя, что его сейчас убьют. Под мышкой он прятал нож. То ли это была белая горячка, то ли он не выполнил каких-то обязательств перед местными заказчиками.
На станции летчиков ждал маленький старенький автобус. Время подошло к полудню, и жара воцарилась страшная-. Ветерок вовсе не освежал, как к тому привыкли в России, — дуновение горячего воздуха обжигало кожу вокруг глаз, словно ты приближался к пылающему костру. Военные отдергивали руки, касаясь металлических предметов своей экипировки.
Путь пролегал по окраине города, и ландшафт мало отличался от того, что Тенин наблюдал из окна поезда. Через четверть часа они прибыли в расположение летной части. Их привели в большой длинный зал с высокими потолками, но без интерьерных изысков.
Он был заставлен рядами кроватей и тумбочек, между которыми бродили полураздетые молодые люди — это были офицеры и прапорщики. Тенина определили в комнату с десятком таких ребят.
Прежде всего хотелось помыться. Душа в казарме не оказалось. Его заменял резиновый шланг, надетый на обычный водопроводный кран. Ополоснувшись и переодевшись, Тенин вышел на крыльцо. Жужжали какие-то мошки и летали крупные бабочки. Два пьяных паренька тащили под руки третьего, вконец обессилевшего. Они тащили его в казарму, словно с поля боя, кряхтя и подбадривая: «Все, Серега, пришли уже…»