Сейчас Вася с благодарностью вспоминал свои разговоры с отцом и должен был признать, что они расходились с ним далеко не во всем. Только теперь он мог признать, что, конечно, у них с отцом было больше такого, в чем их взгляды совпадали. Но тогда он не мог понять этого. Общее считалось само собою разумеющимся и особого интереса для них не представляло. Они искали только спора потому, что каждый, словно на оселке, стремился поострить свою мысль. Вася ни о ком так не скучал, как об отце. Мать, сестренка и бабушка — они шли по другому счету (о них скучал тоже нещадно, иногда ему хотелось бросить все, кинуться в кассу за билетом и помчаться домой), но с отцом у него было совсем другое — отца ему не только недоставало, без него он был только половиной человека. Другая его половина была там, дома, с отцом и, может быть, именно в тех постоянных спорах, каких он теперь лишился, а без них его жизнь намного стала беднее.
Этим летом Вася был дома. Восемнадцать дней его рабочего отпуска пролетели как один день. И они тоже прошли в тех же спорах. Может быть, первые вечера Вася не спорил с отцом. Он рассказывал отцу о своем житье-бытье, о газопроводе, о друзьях и особенно много говорил о Мишке Граче. Отец улыбался и, не скрывая гордости, что его сын уже совсем взрослый, рабочий человек, молча слушал да лишь изредка вставлял свое любимое:
— Ты гляди! Надо же… Ты гляди, мать. Это ж надо…
А потом, когда прошла первая волна рассказов друг другу о том, как они жили этот год, и немного пообвыклись — все вошло в свою прежнюю колею, будто Вася никуда и не уезжал. И мать опять испуганно вскидывала свои тревожные глаза то на отца, то на Василия, а они уже не щадили друг друга.
Лишь за несколько дней до отъезда отец вслед за матерью вдруг каким-то извиняющимся тоном спросил:
— А может, и правда, Васек, остался бы ты на этот годок дома до армии! Уступил бы матери…
Вася боялся этих мирных, домашних слов отца, они обезоруживали его, и он тут же поспешил вызывающе ответить:
— Мы же договорились с ребятами. Наш отряд на северный газопровод будет перебираться… Ты что?
Отец тяжело вздохнул, точно снял с плеч тяжелый груз, и в тон сыну прикрикнул:
— Ты не думай, что такой взрослый. Мы худого тебе не желаем…
Но это он уже сказал больше для жены, чем для сына.
Вот такие взаимоотношения сложились у него с отцом, и их, наверное, правильно могли понять и оценить только они сами. Может быть, это и есть самые нормальные отношения, какие могут быть между отцами и детьми. Иногда ему это так и казалось, потому что нечто подобное было и у Мишки Грача с его отцом-профессором. Правда, Мишка не любил рассказывать о своих родителях, считая, что они живут в другом веке, но по отдельным репликам и прорывающимся у него случайным фразам он догадывался, что Грача часто гложут те же мысли об отце и доме, что и его.
Как-то Мишка сказал:
— Уже в одном заявлении, что проблемы отцов и детей не существует, есть проблема.
Но у Грача в споре с родителями своя позиция. Он стал рабочим и не хочет быть никем другим. Рабочим, и точка. Когда Василий рассказывал о нем отцу, тот только вертел головой, а потом начал спорить.
— Твой Грач крупно заблуждается, — сказал отец. — Он думает, что рабочим становится всякий, кто берет в руки инструмент или встает к станку. Нет, други мои, это далеко не так. Даже когда ты имеешь специальность, ты еще не рабочий. Тебе надо вжиться в коллектив, чтобы он тебя принял и ты стал его частью. А это не простая штука.
И опять у них сшибка вышла. Сын доказывал отцу, какой Грач самостоятельный и серьезный парень, а отец качал головой и повторял свое любимое:
— Комм цайт, комм рат, поживем увидим, комм цайт, комм рат.
Тогда Вася сердито подумал — это и все, что отец запомнил из немецкого языка во время службы в Германии.
И все же какая это благодать быть дома. Васе так нравилось показать всем своим домашним, что он совсем взрослый и самостоятельный, неторопливо достать из кармана пачку «ВТ» и, тряхнув ею, спросить у отца: «Закуришь?» Он и сейчас закрывает глаза и видит себя дома — большим и сильным. Ему так приятно было вручать подарки родителям, сестренке и бабушке, что он за эти благословенные минуты своей причастности к людям, зарабатывающим себе на жизнь, готов был ехать не только на Север, но и к черту на рога. А какое удивительное состояние он пережил в кафе, куда они с одноклассниками зашли отметить его приезд! Мальчишки стали вынимать свои смятые рублевки и считать мелочь, а Вася отстранил их и, достав бумажник, бросил на стол перед официанткой две новенькие десятки. Нет, это были замечательные дни. Разве бы он мог пережить такое, если бы год назад не уехал из родительского дома, если бы не узнал, что такое вкалывать и сегодня и завтра, что такое заработанные деньги, что такое свобода принимать самостоятельные решения и чувствовать себя человеком.