– Еще раз повторяю: нет у нас никаких родственников. У отца под Ростовом была двоюродная сестра, с которой он не общался лет тридцать. Она никак не может претендовать на наследство. Да и какое там наследство: только эта квартира, картины.
– Еще два счета в банках на общую сумму почти миллион рублей, автомобиль «Форд Фокус». Но вы сможете вступить в права наследования только через полгода, если не появятся другие претенденты. На машине можете ездить, но продать ее не сможете.
– Но картины я могу вывезти?
– Нет, – вступила в разговор Сухомлинова. – Для вывоза вам потребуется разрешение представителя Министерства культуры, но он вам его не даст, потому что картины представляют собой культурно-историческую ценность.
– Но там мазня, по большому счету. Вот если бы у отца был бы Малевич или Кандинский…
– И тем не менее.
Дмитрий с недоверием посмотрел на нее.
– Елизавета Петровна у нас искусствовед с большим опытом, – объяснил Егоров, – я сам, когда узнал, не поверил.
– Если хотите продать, то я, возможно, помогу найти покупателя, – предложила Сухомлинова.
– Было бы хорошо, – обрадовался сын Тарасевича, – но я ограничен по времени. Через четыре дня должен улететь. Похороню отца – и на следующий день обратно. А можно как-нибудь поскорее связаться с покупателем? Сами понимаете, похороны – дело недешевое.
Елизавета Петровна достала из сумки телефон и набрала номер бывшего сокурсника.
– Юрий Иванович, – сказала она, – я сейчас беседую с сыном Тарасевича. Он хочет продать все картины.
– Все мне не нужны. Возьму одну. Хотя, если посмотрю на остальные… Скажите ему, что вечерком загляну, а сейчас я спешу на важную встречу. Через пять минут мне выходить.
Сын Тарасевича напряженно прислушивался. Возможно, он даже слышал ответ Охотникова.
– Он сказал, что возьмет? – спросил Дмитрий.
– Он сказал, что посмотрит.
– Сколько мне просить за все? Вы, как искусствовед, должны знать. Вы, кстати, видели эти картины?
– Видела. Приблизительная их общая стоимость около двух миллионов рублей.
Входная дверь открылась, и на пороге появился Михеев. Он поздоровался со следователем, потом кивнул Елизавете Петровне, а молодого человека как будто не замечал вовсе.
– То есть я могу просить два миллиона? – продолжил разговор Дмитрий.
– Вряд ли вам их дадут.
– Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, – не удержался Михеев, – но тема настолько интересная…
– Это сын Александра Витальевича, – объяснил Егоров, – он только что сейчас прилетел. Хочет продать картины, которые висят в квартире покойного отца. Вы, кстати, искусством не интересуетесь?
– Я в живописи совсем ничего не понимаю. А вот квартиру, если вам она не нужна, помогу реализовать.
– Через полгода? – оживился сын Тарасевича. – Ведь есть закон о наследовании.
Михеев покосился на следователя, но ответил:
– Все решается. Мы с вами вместе сходим к нотариусу, который ведет наследные дела, и составим договор.
– А во сколько ее можно оценить?
– Зайдите в мой офис, который тут же, на первом этаже, и мы обсудим.
– Когда?
– Да хоть сейчас.
Дмитрий, подхватив пустые чемоданы, поспешил за Михеевым.
– Ушлый молодой человек, – усмехнулся майор юстиции.
Донесся звук раздвигающихся дверей лифта, и через несколько мгновений к скворечнику подошел Охотников. Елизавета Петровна вышла ему навстречу.
– Так ты сегодня здесь целый день? – поинтересовался он, как будто не знал этого, и, не дожидаясь ответа, продолжил: – А где тот, который приехал?..
– Сын Александра Витальевича? – уточнила Сухомлинова. – Он с Михеевым договаривается о продаже квартиры.
– Ну ты это… – Юрий Иванович покосился на следователя. – Поговори с Михеевым, чтобы тебя скорее отпустили. А хочешь, я сам с ним побеседую. – И, не давая ей ответить, шепнул: – Но сыночка этого не упусти.
Охотников вышел из дома.
– Из какой он квартиры? – спросил Егоров.
– Из двадцать второй, – ответила она и, опережая следующий вопрос, продолжила: – С Тарасевичем он не конфликтовал.
Майор юстиции поднялся:
– Ладно, поеду я. С вами кашу не сваришь.
Кого он имел в виду, только ли Сухомлинову или всех жильцов этого элитного жилого комплекса?
– Напоследок сделаю вам предложение, от которого, как правило, никто не отказывается, – произнес майор негромко. – Вы, как я успел заметить, женщина очень наблюдательная, с хорошей памятью, образованная, с аналитическим складом ума. Не хотите ли поработать на государство?
– А что надо делать? – поинтересовалась Елизавета Петровна, начиная уже догадываться.
– Делать ничего особенно не придется. Вы будете заниматься тем, чем и сейчас. Сидеть на своем посту, но стараться запоминать все, что видите и слышите. А потом передавать мне. Небескорыстно, разумеется.
– Шпионить? – возмутилась Сухомлинова.
Егоров поморщился:
– При чем тут шпионаж. Вас же никто не заставляет родину предавать. Вы будете тайным агентом. У вас будет своя тайная жизнь.
– Никогда. Я и со своей не очень тайной жизнью управиться не могу, а вы еще это мне навязываете.