– Ну, как знаете, – не обиделся майор юстиции и внимательно посмотрел на нее. – Я вот о чем вдруг подумал, – вспомнил он, – у вас на посту дубликаты ключей от всех квартир хранятся. То есть любой из консьержей в любой момент, а может быть, и не только консьерж может ими воспользоваться. А в доме проживают не самые бедные люди. Как они могли доверить вам – незнакомым людям…
Он не договорил и начал смотреть на Сухомлинову так, словно она уже неоднократно пользовалась ключами от чужих квартир, в которых наверняка хранятся невероятные ценности.
– Таковы правила, – ответила она, – на случай если во время отсутствия хозяев в квартире прорвет трубу или случится пожар. Кроме того, в квартирах наверняка есть сигнализация и камеры.
– Ну это я к слову, – кивнул Егоров, – сами знаете, что в стране творится: никому и ни в чем нельзя доверять. Уж поверьте мне, как специалисту. И подумайте на досуге над моим предложением о сотрудничестве.
Оставшись одна, Елизавета Петровна включила телевизор, на экране которого шла передача, обучавшая пожилых людей модно и правильно одеваться. Ведущий – стареющий напомаженный мужчина в тунике и с шейным платком – улыбался, демонстрируя ослепительно-белые зубы.
– Старость – не приговор, – разглагольствовал он. – В старости можно быть в тренде, можно влюбляться и совершать глупости.
Сидящие в студии люди зааплодировали, как будто соглашаясь с тем, что глупости – самое важное в жизни.
Михеев с сыном Тарасевича подошли к лифту и о чем-то беседовали вполголоса. Потом кабина поехала вверх. Показался задумчивый Михеев.
– Обзвони консьержей. Скажи всем, что сегодня в шесть вечера можно получить зарплату.
Время тянулось медленно. Приходили и выходили жильцы.
По телевизору началась передача про несчастную пенсионерку, которая вышла замуж за африканского принца. Тот уехал на родину, чтобы предупредить родителей о своем счастье, но там простудился, подхватил лихорадку и умер, а пенсионерка теперь страдает и делится своими страданиями с телезрителями и людьми в студии, которые ей аплодируют.
Сухомлинова выключила телевизор и достала из сумки тетрадку.
Елизавета Петровна быстро захлопнула тетрадку. Оглянулась по сторонам и быстро включила телевизор.
– …в постели такой деликатный! – произнесла с экрана убитая горем пенсионерка. – Если бы не проклятая лихорадка, я была бы счастлива до конца своих дней.
К шести вечера подошли три консьержки и стали ждать, когда их вызовет Михеев. Начался разговор, который тут же перешел на самую важную тему – убийство Тарасевича.
– За просто так не убивают, – начала Нина Николаевна, – поверьте мне. В доме, где я живу, один мужчина – с виду нормальный, не пьющий даже…
– Какой же он тогда нормальный? – удивилась Зинаида, отчество которой Сухомлинова не могла вспомнить, а может быть, не знала. – Где ты таких нормальных видела? Если мужик не выпивает иногда, то у него что-то на уме не то.
– Так, может быть, в этом все и дело, – догадалась Татьяна Павловна – бывшая школьная учительница, – давайте вместе подумаем, кто из жильцов не пьет.
– Так я не договорила, – начала злиться Нина Николаевна, – тот мужик из моего дома жену свою зарезал. Она ему, правда, изменяла налево-направо…
– И что, за это сразу убивать? – возмутилась Зинаида. – А насчет того, чтобы трезвенника здесь выявить – это хорошая мысль.
– Михеев совсем не пьет, – прошептала Нина Николаевна.
Все сразу притихли.
– Я сама видела, как он с Александром Витальевичем ругался, – вспомнила Татьяна Павловна, – то есть они по телефону спорили. Михеев ему говорил, что ты, мол, огребешь по полной, если сейчас же не приползешь в канцелярию…
«Канцелярия, – пронеслось в голове Сухомлиновой, и она вспомнила: – Канцлер! Неужели Канцлер – это Михеев?»
В офисе управляющего открылась дверь, через несколько секунд Михеев появился в проеме лестничной площадки.
– Заходите ко мне, только не скопом, а по одному. То есть по одной.
Сухомлинова в очереди на получение денег оказалась последней.
– Значит, так, – сказал ей Михеев, – у тебя за прошедший месяц переработка, так что всего десять смен по полторы за смену. Вот, получай свои пятнадцать тысяч и расписывайся.
Сухомлинова поставила подпись в ведомости, увидела сумму и удивилась:
– А тут указано – девятнадцать с половиной.
– Ну да, – не стал спорить Михеев, – у тебя недоплата за предшествующий период, – что же ты молчала? Бухгалтерия перерасчет сделала. Получай еще четыре с половиной. Видишь, как мы тебя ценим, а ты уходить намылилась. За тебя даже уважаемый жилец приходил просить.
– Охотников, – догадалась Елизавета Петровна.
– При чем тут он? Совсем другой. Адвокат Фарбер.