Покорение

Матильда Хосефа нахмурилась. Было ясно, что племянник с годами не только не изменился, но стал еще более бесчувственным. Однако его преданность Марии Антонии удивляла ее. Сколько она могла вспомнить, такой любви он ни к кому не испытывал. Донья Матильда вздохнула: когда-нибудь она разрешит и эту загадку. Но, возможно, для этого ей придется поговорить с самой Марией Антонией, а этого она вовсе не желала.

— Расскажите же нам, я никак не вспомню, как бедная, несчастная невеста Хуана была похищена, — попросила Мария Антония, и ее зеленые глаза блеснули не то озорством, не то злобой. — Кажется, вы сказали, что безобразный индеец перебросил ее, бедняжку, через седло?

Мария притворно вздрогнула; Хуан Энрике нахмурился.

Матильда Хосефа фыркнула. Она бы ни за что не заговорила с этой женщиной, если бы была вольна. Потом она чуть подумала: если начать искушать любопытство и тщеславие Марии Антонии либо жадность Хуана Энрике, может быть, в конце концов они решатся начать поиски Карменситы. И она с достоинством повернулась к ненавистной Марии:

— Он был вовсе не безобразный, — подчеркнула она. — Он был очень красив. — Боже милосердный, прости мне эту ложь, — прошептала неслышно тетушка и едва удержалась от того, чтобы перекреститься.

Глаза Марии Антонии заинтересованно раскрылись, и она приподнялась в кресле.

— Красив? — пробормотала она. — О, Боже, как… как ужасно!

Она казалась более заинтересованной, нежели оскорбленной этим непредвиденным фактом.

Но тетка Дельгадо была вовсе не расположена делать уточнения:

— Вполне, вполне красив, — с энтузиазмом добавила она. — По правде говоря, каждый из них был красив.

Если уж по правде говоря, то она даже не могла припомнить, как выглядели индейцы, настолько была напугана тогда.

Хуан Энрике Дельгадо оторвался еще раз от своих отчетов.

— О, женщины, — фыркнул он и ущипнул Марию за ногу, дабы та помнила, кто ее содержит. Мария мягко отвела его руку и вопросительно взглянула на тетушку.

— Расскажите же еще, — прошептала она.

Матильда Хосефа едва заметно улыбнулась, подумав, что у Дельгадо обман, видимо, в фамильной крови. И… смело начала врать дальше:

— Я думаю, что как раз он и похитил приданое. Я отчетливо помню, как он держал мешочек с бриллиантами. Почти все приданое, — как бы между прочим пояснила она, — состояло из бриллиантов. — И она еще раз в задумчивости изобразила воспоминание. — Да, теперь я уверена, что его похитил именно он.

— Мешок с бриллиантами?! — подскочил Дельгадо. — Но вы ни разу не обмолвились, что кто-то увез мешок с бриллиантами… вы просто сказали, что приданое исчезло!

— Ну… я забыла.

Хуан Энрике гневно взглянул на нее. Мария Антония нахмурилась.

— Вы же понимаете, после всего, что я пережила… Я только сейчас наконец могу без слез вспоминать об этом…

Она дотронулась до своего лба: во всем этом было что-то, о чем она могла только догадываться.

— …Карменсита часто открывала мешок и показывала мне свои сокровища. Там были бриллианты, жемчуга, рубины, изумруды, вделанные в браслеты, кольца и прочее… Мы часто вдвоем играли этими побрякушками. — Святой Отец, прости меня. Это маленькая ложь. Играла Карменсита, а я в это время дремала.

Дельгадо бережно положил листы отчета на стол.

— Скажите, тетушка, вы бы узнали эти «побрякушки», — начал он, как койот, наблюдающий за кроликом, — узнали бы вы их, если бы вам снова довелось их увидеть?

— Конечно, — с уверенностью сказала Матильда Хосефа. — Ведь я так часто их видела…

— Ага, — задумчиво проговорил Хуан Энрике. В столовой повисла тишина. Мария Антония откусила кусочек и затем игриво укусила ухо Хуана Энрике. Он отмахнулся от нее, как от мухи.

— …Очень вероятно, что индейцы не поймут истинной ценности этих бриллиантов и не будут знать, что делать с ними…

— Ах, нет, — давясь смехом от мысли, как легко Хуан выдал себя и перешел к действиям, проговорила Матильда Хосефа. — …Ведь Кармен сама практически подсказала им их ценность! Она кричала и прижимала к себе этот мешок. Они даже пригрозили ей, что отсекут ей руки, если она будет упорствовать… — Опять ложь, да простит мне Бог…

— Ах, как это волнующе! — воскликнула Мария Антония.

— Да, мой маленький рубинчик, — с хмурой усмешкой ответил Хуан Энрике. — Но не по тем причинам, что ты думаешь.

И он вновь повернулся к тете:

— Есть ли смысл обыскивать местность? Мудрее было бы объявить о розыске драгоценностей…

— …А как же Карменсита? — не сдавала позиций тетушка.

— А, да, да, конечно, надо разыскать и ее. — Хуан был явно раздражен. — Мы объявим и ее розыск. Кто знает? Если найдутся драгоценности, то весьма просто будет найти и ее… — На самом деле Хуан Энрике не собирался тратить средства на поиски какой-то белой девицы, затерянной в Стране апачей… Но, видя тетку озабоченной судьбой доньи Кармен, он не подал и виду.

— Вот, — сказал он, подсовывая донье Дельгадо листок бумаги. — Нарисуйте каждое ожерелье, каждое кольцо, брошь — все, что можете вспомнить.