Читаем Покоряя Эверест полностью

Сначала нам предстояло пересечь широкий желоб. Рыхлый снег лежал глубоко, а мы колебались на краю. Если подтаявший рассыпчатый снег и сойдет где-либо лавиной, то наверняка именно здесь. Эту уверенность подкреплял осмотр скалистого острова. Здесь же лежало решение. Благодаря надежному анкерному креплению отряд пересек опасный проход. Пока кули должным образом подстраховывал лидера (хотя его манеру страховки вряд ли можно назвать профессиональной), тот прорубил снежный карниз у себя над головой, закрепился на гребне с помощью ледоруба и с усилием влез наверх. Преодоление таких участков на высотах выше 20 000 футов[272] не обходится без ощущения победы. Ситуация требовала прочно закрепить весь отряд над карнизом, прежде чем подниматься на много ступеней вверх. И идущий первым в свободные минуты имел удовольствие наблюдать за несуразными позами и раздраженным ворчанием по-настоящему сильных, но не привыкших к таким препятствиям людей. Но из-за уже привычной угрозы облаков, что даже сейчас заволокли верховье долины Кама, было не время медлить, и это было не место для беспечности. Угол наклона нашей стены был таким, как нам и хотелось. На склонах слева от нас мы, очевидно, снова подверглись бы опасности схода лавины. Необходимо было не наступать на наш хрупкий карниз и, что не менее важно, держаться ближе к кромке. Здесь под футом сыпучего снега скрывалась дробленая масса из рыхлого льда. Надежно вогнать ледоруб в эту субстанцию можно было только сильным размашистым ударом, прилагая затем четырехкратное усилие, чтобы вытащить его обратно. К счастью, пары таких ударов обычно хватало, чтобы сделать прочную ступень. Но 400 футов[273] такого упорного труда нам оказалось достаточно, чтобы наконец-то добраться до ровного снега. Мы вздохнули с облегчением, снова обули «ракетки»[274] и последовали за кипящими энергией кули — их теперь отправили первыми прокладывать путь. В 12:15 дня мы достигли дальнего края этого плоского плеча, лежащего под последними склонами нашей горы максимум на 500 футов[275] ниже вершины.

Те, кто не имеет опыта решения подобной задачи, даже не догадались бы, как трудно присесть на идеально ровном месте с привязанными к ногам снегоступами. Сидеть на корточках было невозможно, так как начнешь скользить по склону. А если ступни вытянуты вперед, выступ за пяткой заставляет тело отклоняться назад, так что спина напрягается при усилии сидеть не заваливаясь. Конечно, можно сесть, сняв снегоступы. Но альпинисты тоже люди и после изнурительного подъема на высоте 21 000 футов[276] слишком ленивы для этого. Альпинист предпочитает не сесть, а лечь в единственной удобной в данных условиях позе — плашмя на спине, повернув носки и снегоступы вертикально вверх. Так что большинство участников отряда без лишних церемоний улеглись, задрав носы обуви вверх.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное