Читаем Покоряя Эверест полностью

Три дня спустя, 11 августа, мы разбили палатки в укрытом от ветров месте высоко в долине Кхарта, на высоте около 16 500 футов[279]. Здесь протекали два притока: первый, впадающий с севера, был явно слишком мал, чтобы принимать его во внимание; а второй — с юга, поскольку, где бы ни находился его исток, он не мог находиться дальше к северу. Мы увидели, что впереди нас долина раздваивается. Следуя за большим потоком, мы намеревались довольно скоро добраться до искомого ледника и наконец определить, поможет ли он нам достичь перевала Чанг-Ла. 12 августа, в день необходимого простоя после трех долгих переходов, кули занялись сбором топлива. Оно, к нашему восторгу, было здесь в изобилии: повсюду вокруг нас росли рододендроны и встречался гобар[280], а чуть ниже по долине рос можжевельник — лучшее, на что мы могли надеяться. Последний марш был слишком тяжел для меня, и я снова был вынужден оставаться в постели с больным горлом и воспаленными гландами.

Казалось очевидным, что следующие два дня должны стать кульминацией или провалом всей нашей разведки. Тайна, в конце концов, ждала разгадки, как и самое важное наше открытие — свершения. Надеюсь, соперничество с моим товарищем за честь быть первым было так же далеко от моих мыслей, как и прежде. С самого начала мы с Буллоком разделили всю кампанию, работали и строили наши планы вместе и ни на мгновение не завидовали монополии другого на конкретное приключение. Тем не менее после всего, что мы испытали, мне было бы неприятно оказаться за бортом на самом финише. Я признаюсь, что хотя бы просто не оказаться при смерти после того, как так долго руководил поиском, — горькое ожидание. Но поиск нельзя было прекращать, и утром 13 августа я помахал на прощание Буллоку из тоскливого комфорта моего спального мешка. Сколько дней он будет отсутствовать, прежде чем вернется, чтобы рассказать свою историю? И что это будет за история? Будет ли он уверен, что путь найден? И как долго еще нам терзаться сомнениями?

Оставаться в постели наедине с такими мыслями было невозможно, и к середине утра я уже грелся на солнце, описывая в весточке домой свою унылую историю. Жест одного из кули прервал мои размышления. Я оглянулся и, к своему большому удивлению и искреннему восторгу, увидел приближающуюся фигуру майора Морсхеда. Я давно надеялся, что он сможет освободиться и присоединиться к нам. И он прибыл как раз вовремя, чтобы разбавить мое нынешнее одиночество, укрепить отряд и помочь нам, когда помощь так нужна. Более того, он привез мне из Уолластона лекарства. Ободренный то ли непривычным для меня актом приема лекарств, то ли самим препаратом, я начал уповать на то, что к утру мне станет лучше. И пусть это слабое чувство не поддавалось логическому объяснению, это определенно была надежда.

Тем временем Буллок, хоть и не встал в самую рань, достаточно рано вывел свой отряд, чтобы, если все пойдет хорошо, продвинуться так высоко, чтобы хотя бы оказаться в пределах видимости языка ледника и успеть разбить палатки за несколько часов до наступления темноты. Уже в сумерках мы заметили кули, сбегавшего вниз по ближайшему к нашему лагерю крутому песчаному склону. Он передал записку от Буллока: «Я вижу впереди ледник, и он заканчивается еще одним высоким перевалом. Я поднимусь на перевал завтра утром, если смогу, и с него должен быть виден наш ледник. Но, похоже, в итоге окажется, что самое маловероятное решение и является верным и ледник выходит в долину Ронгбук».

В долину Ронгбук! Мы обсуждали такую возможность. Ледник, идущий туда с востока, оставался неисследованным. Но, даже если мы обойдем вниманием все, к чему ведет нас восточный гребень Чанцзе, и другие особенности местного рельефа, оставалась неразрешимая трудность, связанная с тем небольшим ручьем, который мы так и не смогли пересечь после полудня нашей первой экспедиции. Как мог столь скудный поток воды исходить из предположительно огромной площади льда?

В любом случае проверить это предположение — наш вызов. Тайна становилась все загадочней. И хотя наше любопытство росло, шансы найти путь к Чанг-Ла, сохранив необходимый запас времени до конца месяца, таяли все быстрее. И независимо от того, окажется ли неожиданная версия правдивой или нет, нынешняя ситуация предполагала неприятное осложнение в виде нового перемещения нашей базы дальше на север.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное