Наконец мы оказались на более ровной местности. Перевал по-прежнему был невидим, и мы не могли определить, как далеко впереди он от нас. Неожиданно мы оказались на краю расселины. Мы обходили ее стороной, гадая, не придется ли нам после всех наших трудов столкнуться с множеством подобных неприятностей. А затем, сделав еще несколько шагов, мы внезапно оказались у своей цели: мы достигли самого перевала.
Примерно двадцать минут спустя, когда мы сидели на снегу, пристально вглядываясь во все, что нас окружало, нас с Буллоком вдруг окликнули. Мгновение спустя к нам присоединился майор Морсхед, к большой радости всех троих.
Было около 1:15 пополудни, когда первые двое из нас взобрались на перевал Лхакпа-Ла. Облака, что раньше были лишь тонкой и периодически разрывавшейся завесой, дарящей нам проблески ясного вида, заметно сгустились за последний час, так что теперь у нас не было даже надежды на четкий обзор. Несмотря на ранний старт из высотного лагеря, в некотором смысле мы все равно опоздали. Выше нашего уровня мало что можно было рассмотреть. Склоны Эвереста слева от нас были видны только там, где упирались в ледник. Но на самом перевале мы не оказались внутри облака. Обращенные к югу скалы Чанцзе демонстрировали свой профиль, крутой и зубчатый, — впечатляющее зрелище, насколько мы могли разглядеть. Внизу, между этими скалами и Эверестом, мы видели широкую ледяную бухту, гладкую поверхность которой лишь изредка прорезали крупные расселины. Спуск к ней с того места, где мы находились, также был неплохо виден, и мы рассудили, что он совершенно прост и едва превышает 800 футов[284]
[12]. С этого ракурса восточного хребта Чанцзе для нас будто не существовало. Судя по всему, отсюда мы видели только выступающие склоны, служащие его опорой. Под ними был узкий ледник (когда мы его пересекали, он стал казаться шире), прокладывающий свой курс немного на северо-запад. В месте, где он терял свой белоснежный покров, к нему присоединялся другой, более чистый ледник, круто спускающийся слева. Затем эти слившиеся ледники, видимо, изгибались вправо и, наконец, терялись из виду. Больше мы ничего не смогли рассмотреть. Склоны гор, которые должны были окружать ледник с севера, оставались полностью скрытыми от нас, и, несмотря на все, что мы видели, расположение выхода этого ледника все еще оставалось загадкой.Еще один важный вопрос остался нерешенным. Нам удалось разглядеть путь через верховье ледника к стене под перевалом Чанг-Ла. И этот путь был довольно легким. Но саму стену (без учета нескольких беглых взглядов сквозь частичные просветы) мы по-настоящему не видели. Мы предположили, что ее высота должна составлять 500 футов[285]
или чуть больше. И она, вероятно, была крутой. Было невозможно заключить, достижим ли сам этот перевал. Тем не менее я придерживался своего мнения, сколь бы шатким ни было его основание. Я видел верхнюю часть перевала с обеих сторон и знал, что над ним ровные скалы, без зазубрин. Когда мы добавили к тем шансам, какие предлагала вся протяженность этой внушительной стены, возможности найти путь к перевалу по склонам Эвереста на юге или по склонам Чанцзе на севере, я понял, что нам хватало аргументов в нашу пользу. Я был готов, как говорят, «поставить свой последний доллар» на то, что мы найдем путь, и решил, что, прежде чем мы повернем домой в этом году, мы должны совершить восхождение с востока. Когда я думал о 4 000 футах[286] на другой стороне, о протяженности в сочетании с трудностями, о расстоянии, что гарантированно отрежет нас там от любой удобной базы, и обо всех ограничениях, что нас там ждут, то не мог найти ни одного обоснованного сомнения в том, что именно здесь, на востоке, кроются наши наилучшие шансы на успех.