К нему была приколота записка, написанная почерком Чарльза. В ней говорилось: «Секреты нужны каждому. Но только хорошие». На обороте был постскриптум: «Я ни разу в жизни не наедался сосисками до отвала».
Софи подняла сверток. Он был тяжелым. Внутри что-то хлюпало и звякало. Она хотела было его открыть, но потом остановилась. Лучше было открыть его вместе с Маттео. Ей пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не открыть сверток, пока она не добралась до натянутой между домами веревки.
Луны не было, и Маттео сидел на краю крыши, болтая ногами и насвистывая.
— Смотри, что я раздобыл! — крикнул он. Пробежав по веревке, он запрыгнул на крышу и взял Софи за руку. — Пойдем, я тебе покажу! Помидоры! У меня никогда так много помидоров не было.
Груда помидоров доходила Софи до колена. Они блестели от росы, выпавшей на закате.
— Они прекрасны, — сказала Софи, и это была чистая правда. Помидоры были спелыми, крупными и плоскими — такие были особенно вкусны. Софи взяла один и понюхала его. — Где ты их раздобыл?
— Вырастил…
— И не говори, что сам вырастил, я все равно тебе не поверю. Такие растут только в теплице.
— Ладно, — непокорно усмехнулся Маттео. — Я стащил их с подоконника. Из жилого дома в восьмом округе. С пятого этажа.
— То есть ты украл их?
— Non. Я их взял.
— Какая разница?
— Если что-то лежит на виду, все честно. Это охота.
При мысли о том, что сказала бы на это мисс Элиот, Софи громко фыркнула. И улыбнулась.
— Что ты будешь делать с сотней помидоров? — спросила Софи.
— Их тридцать четыре, — поправил ее Маттео. — Я их пересчитал. — Тут он обратил внимание на сверток. — А ты что принесла?
— Не знаю. Я решила, что лучше открыть его вместе.
— Почему?
Теперь, когда он спросил, Софи поняла, что объяснить свой порыв не может. Она почувствовала, как краснеет, и выругалась про себя.
— Ну, знаешь… Как в Рождество.
— Я не понимаю. При чем здесь Рождество?
— В Рождество ведь все подарки открывают вместе.
— Я не открываю, — возразил Маттео, насторожившись. Возможно, он считал, что Софи смеется над ним. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Думаю, там еда, — сказала Софи. — Это от Чарльза.
Еда любого заставит забыть о злобе. Губы Маттео растянулись в улыбке от уха до уха.
— Что за еда? — Он взял сверток и взвесил его в руках. — Мясо? — Он поднял его высоко над головой Софи. — Может, я решу оставить его себе.
— Верни сейчас же!
Можно было и не пытаться выхватить сверток, ведь Маттео был на голову выше Софи, но она все равно протянула руки.
— Мы откроем его вместе, — великодушно согласился Маттео, но отдернул сверток, как только Софи подошла ближе. — Я первый.
Внутри оказалось множество маленьких свертков из промасленной бумаги. Маттео наклонился и втянул носом запах, а потом вытащил первый сверток. В нем оказались четыре булочки, мягкие в серединке и посыпанные сверху мукой. Они были совсем свежими и пахли просто волшебно. Булочки были щедро намазаны маслом — слой был толстым, как первая фаланга большого пальца Софи.
— Мне всегда казалось, — сказала Софи, — что, если бы у любви был запах, она пахла бы горячим хлебом.
— Что? — Маттео уже приступил к еде. — О чем ты? — К его верхней губе приклеился кусочек масла.
— Неважно, — ответила Софи.
Так как Маттео было не до этого, следующий сверток открыла Софи. Он был немного липким на ощупь.
— Мясо! — воскликнул Маттео. Он даже не оторвался от булочек с маслом, но в его голосе слышалась радостная уверенность.
— Откуда ты знаешь?
— По запаху понял.
Маттео оказался прав. Внутри свертка оказалось коричневое мясо, порезанное толстыми кусками. Софи его не распознала и протянула Маттео.
— Что это за мясо? Можешь определить?
Взяв самый большой кусок, Маттео попробовал уголок на вкус.
— Non. Я такого никогда не пробовал. Вкусное. Точно не голубь и не крыса — уж их то я знаю.
Софи тоже попробовала мясо. Оно было соленым и подкопченым. Здесь, на ночном воздухе, оно казалось чудесным.
— Это, наверное… оленина. Я никогда ее не пробовала, но мне кажется, что она должна быть именно такой.
Маттео заглянул в большой сверток и вытащил две стеклянные бутылки.
— А это что такое?
— Может, вино?
Бутылки были холодными и сразу запотели на теплом воздухе. Софи приложила одну к щеке.
— Похоже на вино. Но Чарльз знает, что я не люблю вино, если только это не шампанское с черникой.
Маттео пожал плечами.
— Я никогда такого не пробовал.
Он понюхал содержимое одной из бутылок. Вдохнув пузырьки, он чихнул, совсем как кошка.
Софи рассмеялась.
— Наверное, это лимонад.
Внизу была половина шоколадного торта, еще влажного и липкого в середине, и банка со сливками, а еще толстый сверток из промасленной бумаги и газет.
— Сосиски! — воскликнул Маттео.
Сосиски были толстыми, как запястье Софи. Она сосчитала их.
— Двадцать две, — сказала она. — По одиннадцать каждому.
— Mon Dieu! — пробормотал Маттео и добавил еще что-то по-французски. Софи не знала этого слова и уж точно не могла его повторить. — Кем бы ни был твой опекун, я уже его люблю!