Покорители пространств

– Что, Гаврилушка, – сказал ему недавно дедушка Семён. – Стареем мы с тобой. Надо тебе помощника подыскать. Обучишь его своему ремеслу?

Гаврила положил голову на дедушкины колени, а потом водрузил туда и лапы, грустно поглядывая на старика снизу вверх.

– Ну-ну, не кручинься, – потрепал его по загривку Семён Ульянович. – И нам с тобой ещё дел хватит. На рыбалку ходить будем. А вот кур да уток от хорей и лисиц охранять – это мы молодёжи поручим. Только как бы не ошибиться: ведь надо такого умного, как ты, щеночка взять.

В последние два года Гаврила особенно сдружился со свиньёй Евдокеей, спокойной и рассудительной дамой. Евдокея молода, белолица. А в глубине души мечтательна и романтична (но никто об этом не догадывался). А главное, она настоящий друг. На неё можно положиться в беде. Гаврила прошлой осенью даже дом ей один раз поручил стеречь. У самого живот прихватило. Обычно пыреем, что на каждом углу растёт, лечился. А тут и пырей не помог. Невмоготу стало. Думал – всё, не пережить такой боли. Ни Семёна Ульяновича, ни Анюты Ивановны дома не оказалось. Малаша – в стаде. Нюська – слишком маленький зверёк. На Кузьму Кузьмича надежды нет. Оставил весь дом на Евдокею, а сам ушёл в лес за три версты. Нашёл там растеньице – давно, пять лет назад его приметил. Вырыл корешок и сгрыз его. Отлежался там же, в лесу. Домой вернулся весёлый и здоровый.

А тут, оказывается, такое творилось! Соседские гуси в огород лезли. Кошка чужая чуть было цыплёнка не унесла. А бычок Тёмка, что через двор жил, поддел своими рогами петлю на воротах – они и отворились. Почуяли, нахалы, что хозяев нет, а Гаврила оставил пост – и полезли все во двор. Не тут-то было! Евдокея такой визг подняла! Кошку едва за хвост не поймала. Гуси впопыхах половину перьев растеряли. А бычка Евдокея почти что до его собственного дома гнала. Заикался два дня. "Му" сказать не мог. Ворота Евдокея закрыть, конечно, не смогла, но легла возле них и никого не пропустила во двор, даже бабушкину подружку Настасью Егоровну. Та перекрестилась только: что, мол, делается, свиньи дом стерегут. И ушла.

Гаврила своей подруге гостинец из лесу принёс: желудей в пасть насобирал.

Вспоминая эту и другие деревенские истории, коротали животные и их гости вечерок. Городским гостям всё было интересно. Евдокея, лежавшая у Катиных ног, заговорщически взглянула на девочку и тихонько, чтобы другие не слышали, хрюкнула ей:

– Катя, возле речки, есть большая лужа. В ней такая грязь! – свинья блаженно закатила глазки. – Пойдём завтра – поваляемся.

– Евдокея! – возмутился Гаврила Архипыч, расслышавший хрюканье свиньи. – Как не стыдно!

Катя, кошка Нюся и Федот захихикали. Сладу нет с этой хавроньей, думал пёс. Как учует грязь, бежит во всю свою прыть! Бряк в чёрную жижу – лежит, песни поёт. Потом бабушка её в загончик заманивает – и давай на неё воду из бочки ковшом плескать. Евдокея так визжит! Все со двора разбегаются.

Гаврила не раз ругал молодую свинью за такое поведение. Всё-таки дама из хорошего общества – нельзя об этом забывать.

Заканчивался вечер. Последние лучи солнца истаивали на стенах деревянных сараев, на частоколе забора. Будто кто-то невидимый снимал тонкое златотканое полотно с декораций, превращая их в обыкновенные тёмные строения. Одинокий лучик, не задерживаясь, скользил по фигурам тех, кто собрался у брёвнышка, и неожиданно ярким золотом вдруг начинали сиять то гордые, изогнутые назад рога, то хвост крендельком, то чьё-то большое пушистое ухо.

– Катя, иди в дом! – позвала мама (они с папой вышли на крыльцо). – Что ты там сидишь?

– Я сейчас, мама. Мы тут разговариваем.

– Они там разговаривают, – засмеялась мама.

– Собеседники, наверно, хорошие, – улыбнулся папа.

Катя уже было поднялась с брёвнышка с Федотом на руках, но тут Кузьма Кузьмич опять ввернул словечко, не удержался: не давали ему покоя эти городские белоручки:

– Что, Федот, мышей нынче ловить будешь?

Федот опустил голову, напрягся, когти от обиды выпустил, и они чуть не вонзились в Катины коленки – не был он готов к такому ехидному вопросу. А козёл победоносно оглядел присутствующих. Но всем стало стыдно за Кузьму Кузьмича. Все поняли, что он намекал на события прошлого лета. Никто не засмеялся, только Нюся сощурила весёлые глазки.

ФЕДОТ-ОХОТНИК

Семён Ульянович как-то поздно вечером застал кота на своей перине.

– Ах ты лодырь! – набросился он на Федота. – А ну-ка – в подпол, потрудись маленько, мышей полови.

И Федот, не успев опомниться, очутился в холодном, тёмном погребе. Он никогда в жизни не то что не ловил – не видел мышей. А тут ещё – после перинки-то – холод пробирал до косточек.