Покорители пространств

Мыши вначале притихли, увидев такую громадину со сверкающими глазами. Но через часок потихоньку зашебаршились – Федот насторожился. Ещё через полчасика запищали, а потом и вовсе одна смелая мышка вылезла из укрытия. Федот напугался, вскочил на шестилитровую кастрюлю с борщом, вздыбил шерсть. И как уж это у него вышло, может быть, крышка была неподходящая, от другой кастрюли, только она вдруг сдвинулась, Федот соскользнул и оказался в шести литрах холодного, наваристого борща. Вот уж он заорал!

Анюта Ивановна подпрыгнула на своей постели. Семён Ульянович с веранды с ружьём ворвался в комнату. Катя проснулась и от испуга перепрыгнула на кровать к бабушке. А Федот орал не своим голосом. От такого переполоху не сразу стало ясно, откуда несётся этот страшный вопль, пока Семён Ульянович не вспомнил про кота.

Дедушка открыл погреб и не успел разогнуться, как на него прямо из кастрюли – в борще, в капусте и укропе, в томатной пасте – взлетел Федот. Он вцепился передними лапами Семёну Ульяновичу в голову, задними обвил шею и, дрожа всем телом от холода и страха, прижался прямо к дедушкиному лицу. С хвоста его лился борщ. Отодрать перепуганного до смерти кота от лица Семёна Ульяновича не представлялось никакой возможности. Он продолжал истошно голосить. Бабушка прижала руки к груди: она не знала, как подступиться к коту. Дедушка не мог слова вымолвить: кошачьи волосы вместе с борщом лезли ему в рот.

Наконец, бабушка взяла полотенце и, обернув им бедолагу-охотника, стала осторожно, лапа за лапой, снимать его с дедушкиной головы. Концом того же полотенца вытерла дедушкино лицо. Потом, держа завёрнутого Федота на руках, повела Семёна Ульяновича в летнюю кухню. Там стоял на печке чугун с тёплой водой. Пришлось среди ночи обоим устроить головомойку в самом прямом смысле слова.

Дедушка ругал кота и с этого времени стал звать его дармоедом. Бабушка ругала дедушку за то, что он отправил горожанина на трудную деревенскую работу. Ей очень жаль было испорченного борща.

– На всю неделю наварила, – сокрушалась Анюта Ивановна. – Больше варить не буду, – предупредила она. – Ешь теперь сам этот борщ. Там, наверно, и мыши искупались.

– Нет уж, это вы его вместе с вашим любимым котом ешьте, – отвечал дедушка.

– Да он теперь борщ-то за версту обходить станет, – засмеялась бабушка.

На другой день она сварила, конечно, другой борщ, а этот достался Малаше, Евдокее и Архипычу. И они были вполне довольны.

А деревенскую работу – ловлю мышей – как обычно, стала выполнять Нюся. Она устраивала такой трам-тарарам в подполе, что дом ходуном ходил. Мыши после таких ночей надолго покидали погреб. Нюся сама наедалась досыта и приносила Федоту большую вкусную мышку. Они крепко подружились.

Федот надеялся, что в деревне все забыли про то, как он оконфузился. Оказывается, ошибался. Всё настроение испортил этот самодовольный козёл.

– Что – приуныл? – не унимался Кузьмич. – Научился мышей ловить?

– Ты бы подумал своей козлиной головой, – вдруг нашёлся Федот, – когда мне учиться мышей ловить? В городе, знаешь, сколько дел! Днём намаюсь да ещё полночи с папой за компьютером сижу. Он без меня ни к Интернету подключиться не может, ни информацию найти. Я сюда, между прочим, на отдых приехал – силы восстанавливать, – кот горделиво обвил себя хвостом и посмотрел на всех честными глазами.

Он считал, что имел право так смотреть: ведь всё то, что он сказал, по его мнению, было истинной правдой. А так как говорил кот уверенно, выражался научно, то и приобрёл незыблемый авторитет.

Кузьма Кузьмич был сражён сразу и навсегда. Борода его затряслась. Он взглянул на Катю, ожидая опровержения словам кота, но девочка заговорщически молчала.

– А я-а-а… – заблеял Кузьмич и больше ничего "вымолвить" не смог.

Все с этих пор стали уважать кота за учёность. Кузьмич решил не связываться с ним, но всё-таки собрался с мыслями и последнее слово оставил за собой.

– Ты врёшь! – заявил он. – Никаких компьютеров не бывает.

Днём домашние животные бывали обычно заняты. Особенно много дел накапливалось у Кузьмы Кузьмича. Он ходил по соседским дворам, всем давал дельные советы и очень уважал сам себя за это. Каждому в пример приводил главного деревенского быка Савелия, у которого, по мнению Кузьмича, всё было в идеальном порядке. Едят, к примеру, чьи-нибудь свиньи комбикорм из корыта, чавкают от удовольствия – Кузьма Кузьмич тут как тут:

– А Савелий из корыта не ест. И не чавкает. У него уровень культуры высокий.

Или грызёт какой-нибудь пёс косточку, наслаждается – опять Кузьмичу неймётся:

– Савелий считает, что кости вредны для организма.

Бык вовсе так не считал: он косточек-то никогда и не пробовал и в конуре не сидел ни разу.

Такой непререкаемый авторитет Савелий приобрёл у Кузьмича недавно. Козёл ведь и ему не давал проходу:

– Ты, Савелий, фырчишь слишком громко, когда воду в речке пьёшь. Это некультурно.

Или:

– Ты зачем здесь пасёшься? Иди за реку – там трава сочнее.

Или:

– Ты, Савелий, слабак против быка Кондратия, который до тебя коровьим стадом заведовал, а сейчас ушёл на пенсию.