Покорная

Даже когда он перевернул меня и взял сзади, мое выражение лица не изменилось. До последней секунды оно оставалось прежним. Пока Пэкстон не изверг свой заряд мне на грудь. Он оставил меня, и я очистилась. Выражение лица — неизменное.

— А теперь смотри, — сказал он.

Картинка снова изменилась, на этот раз на экране была ванна. Мы исследовали друг друга. Мои руки не свисали по бокам, как раньше. Они исследовали его спину, плечи и грудь. Моя голова склонялась со стороны в сторону, моля о прикосновении, о поцелуе, желая, чтобы он изучал мое тело так же, как и я его.

Эротика. Чистая страсть накалялась между нами. Этого не было раньше. Вау. Теперь я понимала. То есть, не совсем. Я не понимала ее, но видела разницу.

— Видишь, что я имею в виду. Ты так не ведешь себя, Габриэлла. Это не ты.

Я ничего не сказала. Не знала, что сказать. Пэкстон перешел к следующему видео, на котором я мастурбировала в ванной.

— Мне всегда нужно было использовать какую-то смазку с тобой. Теперь же я не могу прикоснуться к тебе, чтобы твоя киска не намокла. И посмотри на это дерьмо? Кто, черт возьми, это?

Он сменил запись на этот день. Я стояла у двери, смотрела ему вслед и кричала.

— Ублюдок. Идиот. Придурок. Псих, — орала я пустому дому.

Я фыркнула слегка, увидев это.

— Это не смешно, Габриэлла. Я даже не могу больше унизить тебя поркой. Твоей киске нравится и это. Я не знаю, что делать. Это не ты.

— Да, ты сказал это уже около пятидесяти раз. Что ты хочешь услышать? Ты уверен, что это не я? Может вон та — не я, которая знала о камерах и выглядела, как робот. Может это настоящая я, та, которая не ведала о всем этом наблюдении.

Пэкстон отошел и сел на диван напротив стола. Он запустил руки в волосы, на его лице было написано раздражение.

— Знаешь, о каком эпизоде я все время думаю? — спросил он.

— До или после того, как я знала, кем являюсь?

— После. Ты заставила Офелию посмотреть тебе в глаза. Сказала ей никогда не позволять кому-либо принудить ее потупить взгляд. Сказала, что она выше этого.

Теперь я запуталась. Еще больше, чем уже была.

— Что?

— Я хочу, чтобы она была выше этого, — произнес Пэкстон голосом, который я не узнала. Нежным.

Я откинулась на стуле и скрестила руки, ухмыляясь.

— Что ж. Пошел ты. Ты борешься сам с собой. Я нравлюсь тебе такая, но ты слишком упрям, чтобы признать это.

— Я не могу этого сделать, Габриэлла. Мне нужен определенный расклад. Не хочу этого дерьма.

Я фыркнула, ощущая то же самое.

— Страсть все меняет. Не так ли?

— Господи Боже. Иди спать. Я не могу больше.

Я встала и подошла к нему.

— Пойдем спать со мной, — попросила я. Я не предлагала ему руку, только кровать.

— Не могу.

— Почему, Пэкстон? Почему ты не можешь любить меня?

— Уходи, Габриэлла.

Я положила руку ему на голову, запустив пальцы в волосы. Он уставился на меня, и я увидела ту же потерянность, которую ощущала сама.

— Я стала жертвой детской порнографии, когда мне было десять. Спокойной ночи, Пэкстон.

Он схватил меня за запястье, удерживая, и нахмурился.

— Что?

— Просто захотелось сказать тебе об этом. Что-то, что я уверенна, ты не знал обо мне. Что-то, что я никогда тебе не рассказывала.

— Откуда ты знаешь это?

— Я вспоминаю разные вещи. В основном, когда сплю, но не ближайшее прошлое. Воспоминания из детства.

— Ты уверена? Может это что-то другое. Из-за твоей травмы.

Я вытащила руку из его хватки и уверила грустным тоном:

— Нет, это не так. Спокойной ночи.

* * *

Воскресенье было странным. Пэкстон почти весь день работал дома в своем офисе, избегая меня. Я сделала вегетарианскую лазанью с помощью девочек, и мы плавали в бассейне, пока она пеклась. Мы плавали с закрытыми глазами на трех надувных матрасах. Я была посередине, держа их за руки. Девочки придумали игру, в которой нужно было угадать, в какой части бассейна мы окажемся, просчитав до пятидесяти. Я слушала в пол уха, больше концентрируясь на путанице, частью которой являлась. Было так много вопросов без ответа.

— Мы сегодня будем кушать? — спросил Пэкстон, стоя в дверях.

Я подняла очки и посмотрела на него.

— Да, сейчас подам. Хочешь поесть здесь или внутри?

— Снаружи, — ответили за него Роуэн и Офелия.

— Ты в меньшинстве. Каков бы ни был твой голос, он больше не учитывается, — подразнила я, изучая его и пытаясь понять его настроение.

— Хорошо. Мы можем поесть здесь, — согласился он.

Пэкстон избегал зрительного контакта со мной, подходя к бассейну.

— Кто готов к пушечному ядру? — крикнул он девочкам, чем вызвал у них беснование. Их руки и ноги панически молотили воду, пока они кричали и старались отплыть подальше. Я грустно улыбнулась и пошла в дом.

Ужин прошел хорошо. Если не считать нескольких неловких взглядов, мы почти не контактировали друг с другом. Только с девочками.

— Здесь есть мясо? — спросил Пэкстон, поднимая полную вилку с тарелки.

— Нет, там цукини. Попробуй. Тебе понравится.

— Отныне готовь, как обычно.

Сам готовь. Придурок.