Покров-17

И запнулся, остановился, схватился за горло, а потом зашелся в сухом кашле, сгорбившись пополам.

— Береги связки, — сказал я. — Тебе еще на подчиненных орать.

Полковник откашлялся, сплюнул, облегченно выдохнул.

— Мог бы и подпеть, — сказал он, отдышавшись. — Один хрен, делать нечего, пока идем.

— Если скучно, можем, не знаю, поговорить еще о чем-нибудь, — задумался я. — Расскажи еще о себе. Ты говорил, служил в Афгане?

Я сам не знал, зачем спросил его об этом.

— Служил, — ответил хмуро полковник. — Спецназ ГРУ. Командовал ротой. Навидался всякого.

— Например?

Полковник прищурился и покосился на меня.

— Что, историй кровавых хочешь? Достоевский… Видел, как человеку осколком кишки выпотрошило. Вывалились прямо на песок — плюх! Мы их прямо руками обратно заталкивали… Хрен знает зачем, сами в шоке были, совсем еще пацаны. Тот парень умер, конечно, минут десять прожил. Это под Джелалабадом было. А однажды нашего пацана духи в плен взяли. Мы кишлак накрыли с бэтээрами, освободили, а у него уже уши и пальцы отрезаны. Мы тех духов прямо там… Слушай, писатель, война — это страшный ад. Это ужас, который остается с тобой на всю жизнь. Это перепахивает тебя навсегда. Ты об этом в книжке своей написал? Что ты о войне знаешь? У тебя там все кричат «Ура, за Родину, за Сталина!»? Красным флагом машут? На амбразуры кидаются, распевая «Катюшу»? — он на пару секунд задумчиво замолк. — Я просто не читал.

— Да вроде не особо, — сказал я. — Я говорил с ветеранами, изучал архивные документы. В целом, наверное, мало где наврал. Надеюсь. Красным флагом там никто не машет.

— Ну… — полковник опять задумался. — Еще как-то перехватили караван духов с оружием, они шли из Пакистана, а на обратном пути попали в засаду, и нашему парню ногу оторвало. Тащили потом несколько километров на себе. Выжил. Всё футболистом хотел стать, ха-ха…

Полковник замолчал, нахмурился, достал из кармана пачку сигарет, закурил на ходу. Я тоже.

— А в восемьдесят девятом вывели войска, мы ушли одними из последних, — продолжал он. — И, знаешь, я вернулся то ли в другую страну, то ли черт его знает куда. Работы нет, денег нет, отец умер, только мать осталась. А я стал бухать по-черному. Месяц без перерыва. Почти не помню ничего из этого времени. Таким колдырем был… Просто дубасил водяру без продыху. Бедная мать. Долго, в общем, в себя приходил. Было ощущение, что я больше не нужен моей стране. Страна меня использовала, кровью залила и выкинула нахрен. Демократия, блин, гласность, перестройка, чтоб ее. Тогда появилось ощущение, что все это скоро нахер развалится. Я был прав, как видишь. Невозможно было не бухать. Пацаны мои, сослуживцы, кто спился совсем, кто снаркоманился, кто в мелкие бандиты ушел. А мне повезло, приятели из командования вышли на связь, предложили в менты пойти. Ну и пошел.

— А тут как оказался?

Полковник усмехнулся.

— Я сам захотел сюда. В руководстве ходили слухи, что набирают людей для восьмого управления в какое-то дохрена секретное место, закрытое ото всех. Я и вызвался. И, знаешь… — он затянулся и выпустил струйку дыма. — Не жалею. Здесь лучше, чем там.

— Получается, ты просто решил сбежать от всего? — спросил я.

В следующую секунду тяжелый удар кулаком в лицо сбил меня с ног; я потерял ориентацию в пространстве и свалился в пыльный песок на обочине.

Держась за горящую скулу, я приподнялся на локте и разлепил глаза. Надо мной стоял Каменев с перекошенным от ярости лицом, он тыкал мне пальцем в лицо и орал, брызгая слюной:

— Ты!.. Ты, писака ебаный!.. Ты нихуя не знаешь! Молчи, сука! Я тебя просто урою тут!

Я не знал, что это так заденет его. Я действительно не хотел его обижать.

— Извини, — пролепетал я отнимающимся языком. — Слушай, правда, извини, я не хотел, я не знал.

Каменев выдохнул, закрыл глаза, что-то прошептал самому себе.

— Идиота кусок, — и протянул мне руку, чтобы помочь встать.

В этот момент со стороны города взревели сирены.

Каменев раздраженно вздохнул, убрал протянутую руку, посмотрел вверх и уселся рядом со мной в придорожную пыль.

В воздухе запахло дегтем.

Небо стало наливаться густой темнотой, пропала во тьме полоска леса на горизонте, растворились вдали вышки ЛЭП, исчезло мутное солнечное пятно за облаками, а затем почернели и облака; все вокруг превращалось в кромешную ночь.

Заплясали перед глазами зыбкие черные пятна, сливаясь в единое целое.

Я попытался взглянуть на свои руки, но не увидел их.

Я ничего не увидел.

* * *