Покров Любви

Вчера он побывал в районном отделении полиции, пообщался с опером, который вел дело Добрянской. Инициалы опера были такими же, как и у Макса: ММО. Эта маленькая деталь сразу расположила их друг к другу, вызвала симпатию. Михаил Михайлович Осока, или Михалыч, как его называли и подчиненные, и начальники, пятидесятилетний добряк, майор милиции (то бишь полиции, Макс никак не мог привыкнуть к этому слову), подробно рассказал Максу, как шестнадцать лет назад лично обследовал место преступления и вел это дело до тех пор, пока его не забрали на федеральный уровень. Тогда он обиделся, что не дали им времени все доработать. Но злорадства по поводу того, что и там – наверху – дело не раскрыли, у него не было.

Конечно, каждое преступление должно быть рано или поздно раскрыто. Осока был убежден, что дали бы им чуть больше времени, и они бы «дожали» это дело. Макс провел у Михалыча больше трех часов, выяснил у него все, что хотел, пообещал ознакомить с результатами своих поисков, выпил «граммульку» коньячка, бутылка которого хранилась у майора как память о «приятной молодой даме», которой Осока помог в одном нехитром деле, и удовлетворенный, в хорошем настроении поехал домой. Дома его уже ждал Андрей и пятичасовой разговор про похитителей, убийц, предателей, в общем, разного рода сволочей, которые отравляют жизнь нормальным людям.

Макс снова посмотрел на часы. Прошло двадцать минут, а Лукина все не было. Зазвонил телефон. «Ну, наконец-то. Он хотя бы соизволил позвонить, что опаздывает», – Макс решил, что звонит Лукин и снял трубку, не посмотрев на номер. Но звонил не Лукин.

– Здравствуйте, Максим. Это Сирый, помните меня?

– Здравствуйте, Олег Иваныч, конечно, помню. Очень рад вашему звонку, – Максим был немного удивлен, что тот позвонил, но, в действительности, был рад услышать полковника.

– Рад, говорите? Так вы еще не знаете, почему я звоню.

– Догадываюсь.

– Ну-ка, ну-ка, интересно послушать, – Сирый засмеялся.

– У вас есть информация, которая меня интересует, и вы хотите мне ее продать.

На другом конце захохотали. Сирый смеялся так громко, что Макс невольно отставил трубку подальше от уха.

– Это неплохая идея, – сквозь смех проговорил Сирый, – нужно взять на вооружение. Авось, разбогатею, торгуя информацией.

– Идею дарю бесплатно, Олег Иваныч, – подыграл ему Макс, – пользуйтесь. Но если честно, любопытство разбирает… Что-то у вас есть для меня, ведь правда?

– А вы сами-то продвинулись в вашем деле?

– Продвинулся. Параллельно еще одно дело пытаюсь раскрыть. Но покров мы пока не нашли. К сожалению. Неуловимый он – наш любитель христианских реликвий. Так что буду рад любой информации от вас.

– Ладно, записывайте. Дам вам пару имен, которые могут вас заинтересовать. Замечу, что это может быть и ложный след, но вы сами разберетесь, – и он продиктовал две фамилии и добавил: – Да, в случае чего, ссылаться на меня не стоит.

– Я понял. Не волнуйтесь, – заверил его Максим.

– Ну, действуй, сыщик, – Сирый отключился так быстро, что Макс не успел его даже поблагодарить.

Перечитав еще раз фамилии, имена и отчества, Макс повеселел. «Ай-да, Максик, ай-да сукин сын, – подумал о себе в третьем лице Максим, – а ведь прав был Лисовский. Когда доходишь до всего сам, очень хочется себя похвалить. Жаль, некому сейчас похвастаться».

Одну из этих фамилий Макс знал, и человек уже был «взят на вооружение».

Во двор въехала машина, из нее вышел, расплатившись с водителем, Лукин. Макс поднялся со скамейки и направился к нему. Леонид Борисович увидел его и сразу стал извиняться: с самого утра все не заладилось. Он был у родителей Милы (это очень тяжело), потом они поехали за какой-то справкой, ожидали в очереди больше, чем надо, потом на обратном пути сломалась машина, вернее, спустило колесо. У Леонида Борисовича не было сил менять колесо самому, и он вызвал эвакуатор. Он рассказывал все это, пока поднимались к нему в кабинет. Потом Лукин попросил Макса дать ему еще минут десять, чтоб он спокойно мог отдышаться и выпить чашечку кофе. Предложил кофе и Максу. Тот не отказался. Когда они остались в кабинете одни, Лукин расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, ослабил галстук, извинившись за столь «не представительский» вид и, выпив залпом кофе, отодвинул чашку, облокотился на спинку кресла, снял очки и положил их на стол, прикрыл глаза.

– Сегодня очень трудный день. И думаю, что трудности еще не закончились. Я так понимаю, что вы пришли задать мне «неприятные» вопросы. Я готов. Задавайте. – Лукин оставался сидеть с полуприкрытыми глазами. У него был усталый вид. Но только ли сегодняшнее утро так измучило нотариуса?

– Леонид Борисович, я не буду ходить вокруг да около. Для начала я вам должен сказать, что вы не обязаны мне отвечать. Я не полицейский (я говорил вам по телефону), я частный детектив.

– Но я видел вас в прошлый раз в кабинете у следователя.