Он ведь не мог проспать неделю или месяц — сколько ему нужно, чтобы умереть от голода?
Или во время сна в неположенном месте ему на голову приземлился кирпич? Нет — в который раз отозвалась луна, — это не было местом его смерти. Тогда что это вообще за место? Он неохотно и медленно, с трудом выныривая из этого обволакивающего света, приподнялся, опуская голову и осматриваясь по сторонам. Он был полностью уверен, что увидит всё то же, что и в прошлый раз. И он ошибся. Он мог это заметить и раньше, но был слишком сосредоточен на лунном свете: теперь здесь было не так тихо как прежде: к примеру, шелестел тёмно-зелёной, свернувшей, пожухшей, но всё ещё живой листвой ветер. Между корнями, пробивая невероятно чёрную каменную кладку, прорастали желтоватые, слабенькие ростки травы. Этот мир начал оживать, наполнился звуками, пока ещё тихими, едва шепчущимися, но тишине здесь больше не было места. Тёмные деревья так и тянулись ввысь, к самой луне, но она теперь не казалась такой опасной, как в прошлый раз. В голову закралась глупая мысль, что это странное место напрямую связано с его состоянием. Он был при смерти, и мир этот тоже. Он, вроде как, выжил и выздоравливает, и этот мир оживает, цветёт. Аллен осторожно коснулся пальцами тонкого стебелька серенького, невзрачного, но всё же цветочка, пригладил ещё не раскрывшиеся лепестки и понял, что мог бы сидеть здесь вот так, часами рассматривая мельчайшие детали новой для этого места жизни. Если бы только не знание, что где-то под ним есть ещё один мир. Мир-отражение.
Сегодня он изначально очутился гораздо ближе к бесконечной озёрной глади, которая, как и прежде, упиралась в чернеющее, беззвёздное небо. В прошлый раз ему пришлось какое-то время идти под сенью голых, неживых деревьев, прежде чем он наконец-то добрался до воды и встретил сразу двух других обитателей этого места. А вот теперь ему пришлось бы сделать не так уж много шагов, чтобы подойти к самой зеркальной глади.
Но теперь этого не хотелось. Он был уверен, что приближение к воде и второму миру так или иначе прервёт этот глупый сон с совершенно невозможным значением. Он не желал видеть другой, второй мир, что существовал в отражении. Он не хотел заглядывать в обманчивую глубину, смотреть в черноту огромной луны-близнеца. Особенно сейчас, когда луна наверху так ласково припекала макушку. Если это всего лишь сон, то он не так уж плох. Юноша провёл ладонью по гладкой поверхности камней, улыбаясь умиротворённо, едва-едва приподнимая уголки губ лишь от того, что ему было лень улыбаться сильнее. Сонный шелест упрашивал закрыть глаза, опуститься обратно, лечь, затихнуть и уснуть. Но он знал, что делать этого нельзя. Разве можно спать прямо во сне? «Спать спя»?* Звонкий смех тут же поднялся ввысь, подхваченный шныряющим вездесущим ветерком, и неуверенно заколебался в вышине, объятый лунным сиянием. Было легко, тепло и хорошо. Но он не мог верить своим чувствам. Он не мог лежать и наслаждаться тем, что здесь и сейчас было так хорошо. Ледяные иглы осознания назойливо впивались в его спину подбивая подняться вновь, встать на ноги и пройти до самой воды. Заглянуть в неё, заглянуть в глубину иного мира. Возможно, даже сделать шаг навстречу и упасть в тот перевёрнутый мир. Как-то совсем по-идиотски здесь было всё. Но Аллен поднялся. Этот холод, проникающий из-под каменных плит, был отголоском того, что происходило в другом мире. Возможно, это было всего лишь излучением чёрной луны, но тревога, подступающая к горлу, удушающими спазмами утверждала, что это не так. Аллен сделал несколько шагов вперёд, уже понимая, что что-то происходит. Захотелось немедленно проснуться, сон больше не устраивал, тепло не казалось спасительным и оберегающим. Он даже прикрыл глаза, не желая видеть того, к чему приближается, и точно зная, что в нужный момент остановится, не успев зайти в воду. И оттого, сфокусировавшись на звуках, с лёгкостью заметил, что чем ближе он к озеру, тем тише и незначительнее становится живительные ветер, тем холоднее и незаметнее становится яркий бесцветный свет луны. Он остро ощущал собственное одиночество. Захотелось немедленно позвать хоть кого-нибудь во всё горло, позвать, понять, что он не один, обнять, прижаться и облегчённо выдохнуть. Здесь не было никого, кроме него, неспроста. Здесь не было никого кроме него, потому что именно он должен был что-то сделать.
Ему хотелось увидеть хоть кого-нибудь, хоть тех двух странных созданий, которых он, возможно, выдумал, хоть кого-то из реального мира.