Покровские ворота (сборник)

Фонвизин . Ваше величество! Еще бы мне вашей благосклонности, и я бы вознесся как Ганимед.

Екатерина . Умейте ж мою благосклонность ценить…

Короткая пауза.

И думайте о вашей жене…

Пауза.

Которой я много желаю счастья.

Встает. Фонвизин кланяется.

Поручик, пригласите княгиню.

Мартынов . Ваше величество, она ждет.

Фонвизин уходит, раскланявшись с вошедшей Дашковой. Гости внимательно его разглядывают, стараясь прочесть на его лице его состояние.

Екатерина . Вот и встретились в Петербурге. Хотела я год провести в Москве, да не по нашему хотенью дело делается.

Дашкова . Увы!

Екатерина . Я обдумала вашу просьбу. И грустно терять вас на долгий срок, а делать нечего, если вас к тому призывает долг материнский. Тем более новые обстоятельства благоприятствуют вашей просьбе. Одна предерзостная особа ныне находится в Петербурге, и это безусловно способствует успокоенью горячих умов. С Богом, княгиня, и передайте мое напутствие князю Павлу.

Дашкова . Он будет хранить его так же свято, как я.

Екатерина . Вы едете в славную пору. Чрез несколько дней уже июнь.

Дашкова . Да, ваше величество, июнь. Месяц заветный. И сладко и горько мне на душе, когда он приходит.

Екатерина (помедлив, с неожиданной мягкостью) . Все вспоминаешь?

Дашкова . Можно ль забыть? В часы, когда все еще висело на тонком волосе, мы вдвоем, в Красном Кабачке, в тесной комнате, вместе на несвежей постели. Еще не зная – смерть или жизнь, но рядом, рядом – какое счастье! А как мы въехали в Петергоф, верхами, в преображенских мундирах. Я помню эту шляпу на вас, с ветвями дубовыми, из-под которой струились распущенные волосы. Ах боже мой, все было так близко! Осуществленье святых надежд, переустройство государства, приход золотого века, мой бог! О, простите мне, ваше величество, – я забылась.

Екатерина . Нет, отчего ж… Вспомнить приятно. Да много дел – некогда жить воспоминаньем. Езжай, княгиня. Дорога лечит. (Встает.) Вы всеконечно увидите там и господина Дидерота, так не забудьте ему сказать, что есть у него на хладном Севере друг, кому смелая мысль и ее гуманное направление близки особенно.

Дашкова (кланяясь) . Я передам.

Екатерина . Кто знает – будет Богу угодно, и встретимся мы в сем мире опять, возможно, новая наша встреча счастливее будет. Теперь прощайте.

Дашкова . Ваша правда – вверимся Богу. Я слишком долго вверяла себя мечтам и надеждам. Храни вас Господь, ваше величество.

Екатерина . И вас, княгиня.

Дашкова уходит. Почти сразу же, чуть оттеснив Мартынова, стремительно входит Григорий Орлов.

Что с тобою, Григорий Григорьевич?

Григорий . Господин поручик уже изволит морщить да хмурить свой белый лоб. Не знает, пускать меня или нет.

Екатерина . Пустое. У всякого, мой милый, своя обязанность. Не вскипай. Брат явился?

Григорий . Он не замедлит.

Екатерина . Все с дороги в себя не придет.

Пауза.

Я ему, Гриша, много обязана.

Григорий . Кроме Бога, ты никому не должна.

Екатерина . Дело уж больно тяжко было.

Григорий . Велела б, и я бы тебе послужил. Уж верно с чумой в Москве воевать не легче было.

Екатерина . Легче, Гриша. Тебе-то легче. А тут было нужно сердце твердое. Как у брата. Слишком ты добр.

Григорий . Вот за добро я и плачусь. Люди и боги на зло так памятливы, а на добродетель забывчивы.

Екатерина . Ты уж не хочешь ли, Гриша, вспомнить, как ты мне привез в Петергоф отречение Петра Федоровича?

Григорий . Мне про то вспоминать нет нужды. Этот день во мне вечно жив. ( Помолчав. ) Все тогда еще начиналось. Твое царствованье и наша любовь.

Екатерина . Вспоминаешь, мой друг, вспоминаешь. И поверь мне, что дело худо, если надобно вспоминать.

Григорий . Что поделаешь, в ком душа есть, те и помнят. А в ком ее нет…

Екатерина (гневно прерывая его) . Кто забывчив, про то не знаю, а вот кто здесь забылся – вижу.

Григорий . Так, государыня, виноват…