Читаем Покуда я тебя не обрету полностью

— Половины, ты сказал, не закрашены, они белые, и что дальше? — спросил Джек, надеясь, что папа забудет о своей ошибке.

— Они белые, незакрашенные, но у них все еще есть палочки, — еле-еле выдавил из себя Уильям, видимо, "кожа" еще маячила где-то на границах подсознания, там, где спали, готовые в любой миг проснуться, его пусковые механизмы. — А целые ноты — такие же, как половинки, но у них палочек нет.

— Стой! Погоди! — сказал вдруг Джек, показав пальцем папе куда-то на правый бок. — А это что такое?

Татуировка изображала не слова, не ноты, а что-то странное, больше всего похожее на черную дырку, на рану в боку. По краям виднелось что-то красное, словно кровавый обод; черное пятно выглядело как шляпка здоровенного гвоздя. Он должен был догадаться, кровавый обод должен был навести его на нужную мысль — но что с Джека взять, ему же тогда было всего четыре года.

— Сюда был ранен наш Господь, — сказал отец. — Ему пробили гвоздями руки, — сказал он, сложив ладони, как в молитве, — и ноги, и правый бок, вот здесь. — Он коснулся татуировки у себя на правом боку. Джек посмотрел еще раз — похожа на загноившуюся ссадину.

— А кто сделал ее? — спросил он и подумал, наверное, какой-нибудь "мясник", хотя на самом деле знал ответ.

— Было время, Джек, когда любой верующий в Амстердаме по меньшей мере испытывал искушение татуироваться у человека по имени Якоб Бриль. Наверное, ты его не помнишь, ты был такой маленький.

— Нет, папкин, я помню Якоба Бриля, — сказал Джек и прикоснулся к кровавому гвоздю, вбитому в папин бок. А затем надел Уильяму через голову рубашку.


"Кроненхалле" оказался великолепным рестораном, Джек глупо поступил, заказав только салат. Впрочем, ему все равно достались две трети папиного венского шницеля — Уильям не ел, а жеманничал.

— Ну, слава богу, хоть Джек не забыл свой аппетит дома, не то что вы, Уильям, — с укоризной сказала доктор Крауэр-Поппе, но и папа и сын пребывали в весьма приподнятом расположении духа.

Они сумели победить слово "кожа", которое, как выяснилось, было из тех механизмов, что можно остановить (не то что "шкура"), а также покинули туалет, не столкнувшись с самым страшным — да, Джек видел в зеркале ужасное лицо "третьего человека", искаженное болью и скорбью, но понял, что папина реакция могла быть куда хуже — доктор фон Pop сказала, что все куда серьезнее, если папа видит себя в зеркале голым, или что-то в этом роде. Джек догадался, что это и есть "термоядерная бомба", das ganze Pulver доктора Хорвата. Джек, конечно, столкнется и с этим, и, вероятно, очень скоро — поэтому сегодня, в "Кроненхалле", он вполне был готов немного подождать.

Они коротко обсудили молодых медсестер санатория Кильхберг — они практически записывались в очередь брить Уильяма. Такая возможность выпадала каждое утро, и Джеков отец флиртовал с ними как одержимый.

— А почему ты не бреешься сам? — спросил Джек.

— А ты попробуй как-нибудь побриться без зеркала. А что до молодых медсестер, то я тебе советую как-нибудь побриться в их присутствии, это тоже весело.

— Уильям, если вы будете плохо себя вести, я вам пришлю Вальтраут, она умеет держать в руках лезвие, — сказала доктор фон Pop.

— Да ради бога, кого угодно, лишь бы не Гуго, — парировал Уильям.

Упомянув Гуго, он легко перевел разговор на тему секса с проститутками. Доктор фон Pop, конечно, была женщина умная и предвидела это, но поделать ничего не смогла.

— Ты не подумай, Джек, наши дамы против проституток ничего не имеют, — сказал отец, — им на самом деле Гуго поперек горла.

Доктор фон Рон, как обычно, тяжело вздохнула, а доктор Крауэр-Поппе закрыла лицо руками.

— Ты сказал "проституток", то есть ты посещаешь сразу нескольких? — спросил Джек.

— Нет, что ты, "сразу" — нет! Нескольких — да, но не сразу, а по очереди, — хитро улыбнулся папа.

Доктор фон Pop принялась вертеть в пальцах ложку и стучать ножом по столу, а доктор Крауэр-Поппе снова что-то обнаружила у себя в глазу.

— Папкин, мне просто любопытно — ты посещаешь все время одних и тех же проституток (я понял про "не сразу") или разных?

— У меня есть любимые дамочки, пара-другая, я к ним постоянно возвращаюсь.

— Вы имеете в виду, Уильям, что храните им верность в некотором роде, я правильно поняла? — спросила доктор Крауэр-Поппе.

— Но это безопасно? — спросил папу Джек.

— Я не занимаюсь с ними сексом, если ты про это, — ответил Уильям возмущенным тоном — Джек уже начал его узнавать.

— Это я понимаю. Я хотел спросить — в других смыслах это безопасно? Место, например, куда ты к ним ездишь — там ничего такого не может случиться?

— Что ты! Ведь со мной Гуго! — воскликнул папа. — Разумеется, он ждет меня в соседней комнате.

— Еще бы! — усмехнулся Джек.

Доктор фон Pop уронила нож на пол.

— Вы все поймете, Джек, когда увидите Гуго, — сказала доктор Крауэр-Поппе. — С ним ваш отец в полной безопасности.

— А почему папа говорит, что он вам поперек горла? — спросил Джек.

— Вы все поймете, когда увидите Гуго, — сказала доктор фон Pop.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза