«Если сами врачи болеют, что же тогда говорить об остальных», — подумал я. В прошлом, как университетский профессор, я делал много ненужного и редко вспоминал о том, что встречал здоровых, спокойных, благоразумных учеников и преподавателей. Даже у спокойных преподавателей, которых я знал, бывали приступы ярости, когда им противоречили. Я же в особенности был напряженным, нетерпеливым, нервным, исступленным холериком. У меня было множество невыносимых качеств. Мои эмоции за какие-то несколько секунд доходили от полного спокойствия до вершины раздражительности. Я принимал большие дозы успокоительного, чтобы не обрушиваться на аудиторию, впрочем как и для того, чтобы поспать четыре-пять часов ночью.
Когда разговор достиг высшего уровня здравого смысла, Мэр вдруг открыл рот и задал вопрос, ответ на который он знал, в сущности, как свои пять пальцев:
— Учитель, как вы думаете, я нормален?
На этот раз засмеялся я. Смех был несдержанным, и это пробудило эмоции у тех, кто внимательно слушал Учителя. Разве, будучи больным, можно быть нормальным? Не ожидая ответа Учителя, я, продолжая посмеиваться, сказал:
— Самый нормальный, Мэр.
С отпечатком улыбки на лице Мэр поблагодарил: — Спасибо, великий Юлий Цезарь, император сердец, пришедших в уныние. Однажды, когда я приду к власти, вы станете моим помощником по делам, не относящимся к делу.
Поскольку я не знал, имеет ли он представление о том, что только что сказал, у меня появились сомнения, превозносил ли этот несчастный меня или уничтожал. Я только понял, что ему удалось запутать меня. В то время как я думал об этом, Бартоломеу, говоря плохо обо мне, спровоцировал Мэра.
— Решено, Мэр! Суперэго назвал тебя самым прибитым, самым сумасбродным и сумасшедшим.
Бартоломеу наградил меня прозвищем, которое я не переносил — Суперэго. Для этого задиристого алкоголика «суперэго» означало «сверхгорделивый», «сверхзаносчивый», а не то, что, согласно концепции Фрейда, определялось как «модель поведения, в которой мы отражаемся и которая оказывает влияние на развитие нашей личности».
— Выходи сюда, Краснобай. Ты самый безголовый и самый нервный. И кроме того, ты выпускаешь газы, как бегемот! — сказал Мэр, ругаясь с Краснобаем. Все ученики рассмеялись, соглашаясь с тем, что скопление газов в кишечнике Бартоломеу было подобно грому, от которого мы все вынуждены были спасаться бегством.
Краснобай, взбешенный и обиженный, повернувшись к Учителю, заявил:
— Я был чемпионом по боевым искусствам. Идите за мной, а не то я дам пинка под зад этому навязчивому обжоре.
— Тогда давай, сеньор Банан Сушеный.
Некоторые врачи, видя эту сцену с двумя ненормальными, попытались разнять их. Бесшабашный Мэр, имитируя движения боксера, нечаянно задел пожилого французского профессора университета, который заметил, что показатель заболеваемости среди медиков растет. Поскольку профессор был в состоянии стресса, устал и несколько ночей не спал, он потерял сознание.
— Иххх! Я отправил врача в царство небесное, — высказался Мэр, испугавшись и сожалея.
Я схватился руками за голову. Я чувствовал себя несколько виноватым в том, что случилось. Социальная система и так душила врачей, а тут еще мы делали свой вклад в то, чтобы причинить им дополнительную боль. Мир давно стал большой психиатрической больницей, а ученики Учителя раздували в нем огонь. Позже врач пришел в себя, поднялся и стал кричать:
— Ааааххх! Уууххх! Ааааххх! Уууххх!
Остальные врачи в отчаянии пытались помочь ему. Но тут же после примитивного брюзжания профессор развел руками, глубоко вдохнул и сказал:
— Успокойтесь, люди. Это — терапия криком. Как хорошо выйти из стресса!
Два других врача, стоя на расстоянии пяти метров, тоже начали кричать. Вслед за ними другие чопорные врачи с безупречным поведением принялись вопить. Служба охраны этого конгресса вынуждена была позвать пожарных и психиатров.
Временами у меня тоже возникало сумасбродное желание несколько раз крикнуть, чтобы отпугнуть свой стресс. Я понял, что сумасбродство инфекционно.
Глава 7
Психопат с большим воображением
Этой ночью мы спали под виадуком Америка, который служил соединением между важными артериями города. Это было не то место, где мы отдыхали, поскольку проезд ночью автобусов и грузовиков был почти невыносимым кошмаром. Но у нас был передовой пост в этой огромной «гостинице» для отверженных, где мы хранили несколько тощих матрасов в правом углу, в самом конце. Никто не трогал нашу собственность, поскольку среди незащищенных есть кодекс чести и каждый уважает крохи другого. Драки и ссоры бывают лишь тогда, когда есть что делить.