Покушение

К десяти часам вечера египтяне начали: засыпали высотку снарядами и минами, пулемётные очереди прошивали высотку во всех направлениях. Ешиботник оказался в одной землянке полметра на полметра со Шломой Броером. Пули свистели над их головами. Первым бежал командир в первые полчаса боя, за командира стал ешиботник. В паузах между снарядами сотни глоток ревели: "Вырежем евреев! Вырежем евреев!"

В течение ночи были убиты и ранены около двадцати парней, ещё несколько – бежали.

Четыре часа утра. На высотке – ешиботник, Шломо и маленькая пушка, и к ней только шесть снарядов, поэтому ночью из неё не стреляли. Перед ними были зверем ревевшие египтяне. За спиной в домах – дети и женщины.

Закрыл глаза ешиботник и увидел резню, которую устроят там через пару часов, озноб охватил его.

Египтяне решили, что дорога на Иерусалим открыта, и начали продвигаться, крича: "Вырежем евреев! Вырежем евреев!" Для большей уверенности они бросали вперёд гранаты.

До египтян было несколько десятков метров. Попросил ешиботник Шлому оттянуть пружину у пушки. Оттянули. Выстрелили. Снаряд разорвался в самой гуще египтян, но кричащая масса двигалась по инерции и была уже близко. Снова выстрелили. В упор. Взрыв. Крики ужаса. Животные крики. Египтяне повернули и побежали.

Иерусалим был спасен.

Днём подошло подкрепление в сто двадцать солдат, они присоединились к остаткам отряда ешиботника и преследовали убегавший египетский батальон.

Через две недели вернулся бежавший командир. Потом какие-то мудаки сверху наградили мудака снизу, этого командира, какой-то мудацкой наградой и он рос и дорос до полковника армии обороны Израиля. А ешиботник рос и дорос до рава армии Всевышнего, хранящего Израиль в тысячелетиях».

Никакими словами не оправдаешься, человек хороший.

Тележка не входит в драндулет?

Лучше не придумаешь.

Остановись.

Встань рядом с маляром.

Толкай с ним тележку в гору под музыку криков водителей и гудящих машин.

Эта «Патетическая симфония» посвящается тебе.

Толкай с равом прямо в рай.

Но не остановился.

За свои грехи умирать будешь, человек хороший.

Были рабаним – дровосеки, пахари, сапожники.

И вот был – маляр.

Значит, не всё уж так плохо.

20. К четвёртому месяцу покушения

В ноябре 2003 был четвертый месяц покушения.

И восьмая годовщина памяти Рабина.

В день Рахель-Имейну или Шмуэль-Анави молятся, танцуют, поют.

В день Любавичского рэбэ у его хасидов – грех не напиться.

У хасидов Рабина на площади Рабина в день Рабина праздник – не праздник.

Что хотят тысячи скорбных, понурых голов?

Что хотят рабины?

Что хотят амосозы?

Что хотят шимонпересы?

Всё у них есть!

Наследие Рабина!

Рабиноведение!

Рабиноведы!

Рабиноцентры!

Рабиноулицы!

Рабиноплощади!

Рабинопраздники!

Во весь экран телевизора скупая женская слеза… не получается.

Специалистка по слезе – напрягается.

Специалисты по оболваниванию – выкладываются.

А слеза не выдавливается.

Время идёт, а скупой женской слезы нет.

Крики с трибуны: «Убийцы!»

Крики с площади: «Убийцы!»

Все, кто не с ними, – убийцы.

Крови они хотят.

Крови отмщения.

Ритуальной.

На празднике идолопоклонников.

И так из года в год требуют крови.

Чекистская расстрельная тройка в тот год решила, что сойдёт и моя кровь.

Чтобы праздник был праздником!

Взяли для раскрутки четыре месяца.