Покушение на Еву

Цивилизованному человеку двадцать первого века, именно цивилизованному, а не первому попавшемуся (за время подготовки к «перемещению» Александр успел убедиться, что большое количество людей все еще, находясь физически в период запуска межзвездных зондов-роботов, живут жизнью, ничем не отличимой от существования их предков – земледельцев или даже охотников), невозможно почувствовать это единение с дикой необузданной природой. Но избалованные прогрессом мужчины и женщины, видевшие джунгли и прерии только на стереоэкранах, бровью не ведущие при прыжках отснятого в замедленной съемке льва, не могут пережить этого давящего ощущения слитности-единства природы и человека. Александр, в своем прошлом, ныне как бы загробном бытии, имел случаи общаться с остатками загнанного в локальные зоны-резервации дикого мира планеты, но то, что он познал через очень короткое время здесь, оставило далеко позади все его предположения. Уже спустя пару недель он осмыслил свое равенство со всеми тварями земными, встречающимися на пути, исчез ореол царя природы, он перестал быть обладателем чего-то таинственно-уникального, присущего только человеку. Был ли это разум, или же, с нового угла зрения, рассудок стал очевидно заметен и у других представителей фауны, он не мог точно определить, но теперь он перестал удивляться, сталкиваясь на тропе с какой-нибудь длиннющей и толстенной змеей и молчаливо ожидая, пока она соизволит величаво удалиться с его зрительной зоны восприятия. Он знал наверняка, что уступает ей дорогу не только потому, что она опасна, он уже понимал – это не самое главное, дело было в том, что он признавал ее право на свои личные интересы, и эти интересы были одного уровня с его собственными. Там, в его отдаленном прошлом-будущем, это было психологическим сумасшествием, но здесь вырисовались другие морально-этические нормы. Однажды он с близкого расстояния наблюдал нападение, не слишком крупного – если верить примитивным повествованиям Брынзы – всего лишь пятиметрового крокодила на небольшую косулю. Единственное, что успел сделать тогда Александр, это вздрогнуть, а густые короткие волосы на его плечах подскочили, словно активизированные антенны. Огромные челюсти материализовались поверх высокой, дышащей покоем травы, словно при совмещении пленок в комбинированной съемке; выстрелило в окружающую звуковую пустоту громкое чавканье, и вот уже поволокло земноводное, живое напоминание о динозаврах, млекопитающую, уже умершую от страха, ранее чем от боли, жертву в свое мокрое логово, задом-задом пятясь, словно рак, раздвигая мотыляющимся хвостом травяные предболотные заросли. И Александр сразу вспомнил о том, что проходил сегодня прямо по этому месту, и наверняка этот многозубый хищник уже был там – на страже, но, кроме страха, он ощутил еще что-то. Это было новое чувство: он понял, что восхищен этим чудо-охотником и вполне разделяет его удовольствие-награду за долгое-долгое ожидание в засаде. И хотя эта радость победы выражалась только ударами хвоста, он понял этот язык, здесь не нужна была телепатия.

* * *

Все-таки мерзкий тип был этот Прямоходящий. Александр назвал его так потому, что он действительно ходил на редкость прямо, примерно так, как ходили сутулящиеся люди там, в будущем, однако по сравнению с остальными соплеменниками это являло собой прямо-таки царскую стать. Александр пока слабо понимал местный варварский язык и ни черта не мог покуда вникнуть в обычаи материализовавшихся предков, поэтому частенько влипал во всякие истории. Вот так и получилось с Прямоходящим. Хотя, если разобраться, все к этому конфликту и шло. Александр даже предполагал, что ранее у Прямоходящего были столкновения с личностью, помещенной в его теперешнее тело, и это, так сказать, были старые долги, куда от них денешься? Поскольку расписки ему не оставили, встречая испытующие ждущие взгляды мужчин, а тем более женщин, он проходил мимо с каменным выражением. Бог знает, какая мимика подходила к каждому конкретному случаю, даже улыбаться поначалу он остерегался, он хорошо помнил тех, несколько поумневших за следующие тысячелетия, шимпанзе, у которых улыбка значила угрозу – зубы ведь тоже оружие. Да и попробовал он в уединенном месте поулыбаться: челюсти свело, и он пару часов ощущал тяжесть в мышцах лица, этот мир явно был несколько молод для тонкого юмора.