Покушение на Сталина. Дело Таврина – Шило

Любопытно, что в период нахождения Таврина и Шиловой в тюрьме существовал промежуток времени, в который им было бы выгодно предстать перед судом и отделаться куда легче, нежели это произошло в реальности. 26 мая 1947 года Президиум Верховного Совета СССР принял Указ «Об отмене смертной казни», в соответствии с которым высшая мера наказания в мирное время отменялась и заменялась лишением свободы на срок до 25 лет. Такое либеральное правовое поле просуществовало до 12 января 1950 года, когда новый Указ Президиума Верховного Совета СССР разрешил применять ВМН к изменникам Родины, шпионам и подрывникам-диверсантам. Гипотетическая лазейка для сохранения жизни Таврина и Шиловой захлопнулась. Вероятно, это не слишком смущало тех, кто тихо и незаметно продолжал продлевать жизнь заключенным «№ 35» и «№ 22».

Однако в расчеты чекистов вмешался непредвиденный фактор, а именно опала и арест 12 июля 1951 года бывшего министра МГБ, который сам стал заключенным «№ 15». После этого следствие, как положено, занялось установлением его связей. Естественно, до обитателей внутренней тюрьмы министерства дело дошло далеко не сразу, но они не избежали этой участи. Новый министр государственной безопасности Семен Денисович Игнатьев принял дела 9 августа 1951 года и продолжил начатую им еще в период работы в ЦК ВКП (б) проверку министерства.

Министр госбезопасности СССР С. Д. Игнатьев

Преемник Абакумова не являлся карьерным чекистом: с 1922 года он пребывал вначале на комсомольской, затем на профсоюзной, а с 1935 года на партийной работе. После окончания Промакадемии Игнатьев был взят на работу в аппарат ЦК ВКП(б), возглавлял сначала Бурят-Монгольский, а затем Башкирский областные комитеты партии. В 1946 году он перешел на принципиально новый уровень иерархии: вернулся в центральный аппарат ВКП (б), где стал первым заместителем начальника Управления по проверке кадров, а потом последовательно работал секретарем ЦК КП(б) БССР по сельскому хозяйству и заготовкам, возглавлял бюро ЦК ВКП(б) по Узбекистану, а в 1950 году стал заведующим отделом партийных, профсоюзных и комсомольских кадров ЦК ВКП(б).

В МГБ СССР прошли массовые аресты сотрудников, включая трех заместителей министра (Е. П. Питовранова, Н. Н. Селивановского и Н. А. Королева), а потом расследование пошло дальше, вглубь и вширь.

Думается, заключенные «№ 35» и «№ 22» попали в поле зрения уполномоченных на это лиц примерно к концу осени, хотя, возможно, и раньше. Однако у нового руководства госбезопасности в тот период дел было крайне много: проверка и перетряска кадров, «сионистский заговор в МГБ», разбор итогов «ленинградского дела», «дело врачей» и прочие важные и срочные масштабные проблемы не позволяли обратить внимание на каких-то бывших агентов «Цеппелина». Любопытно, что теоретически они подлежали освобождению из-под стражи! Статья 6 УПК РСФСР обязывала каждого судью и каждого прокурора, обнаружившего в пределах своего участка или района содержание кого-либо под стражей свыше срока, установленного законом или судебным приговором, немедленно освободить такого человека, вне зависимости от совершенных им деяний. Понятно, что в данном случае это положение воспринималось как курьез, и периодически посещавшие внутреннюю тюрьму МГБ прокуроры даже в мыслях не собирались осуществлять реальный надзор за следствием в органах госбезопасности, особенно в части защиты прав подследственных.

Все это время, как мы помним, следствие по делу фигурантов продолжалось. Весьма странно выглядит при этом его итог: три не слишком объемистых тома. Столь малый объем следственных материалов не может не удивлять. Абсолютно неясно, чем занималось следствие на протяжении всех послевоенных лет или, по крайней мере, после окончания радиоигры и списания в архив ее дела. Теоретически дело по центральному террору, с учетом личности объекта покушения, должно было находиться на контроле на самом верху и расследоваться в кратчайшие сроки. А ведь перед следователем сидел не простой туповатый инициативник отдела 1ц какой-то заштатной дивизии, а самый настоящий подготовленный агент весьма серьезного разведоргана. И тем не менее по непонятной причине следствие тянулось столь долго, и результаты его по состоянию на конец 1951 года оказались столь скромны.

Но вот колеса юстиции неспешно повернулись, и 1 февраля 1952 года арестованные в 1944 году агенты предстали перед Военной коллегией Верховного суда СССР. Похоже, никаких справок или ходатайств из органов госбезопасности не поступало, и суд рассматривал дело, так сказать, в натуральном виде.