Покушение в Варшаве

На этом фоне приезд в Вену матери принца – Марии-Луизы, герцогини Пармской – вызывал самые неприятные чувства. Невпопад. Вечно невпопад! Что за женщина?!

Мать была давним, почти изгладившимся воспоминанием. Ни ее облик, ни ее запах, ни ее голос не тревожили сына. Первое время после разлуки она еще писала ему коротенькие смешные письма – он их хранил-хранил, да и сжег в прошлом году в порыве ипохондрии. А вот игрушки из ее подарков остались. Гастон сберег, когда хозяин проклинал мир, жалел себя и намеревался выкинуть в огонь даже деревянную лошадку и барабан, приехавшие вместе с ним из Парижа.

Не досталось также и картине «Маленький садовник», на которой Франсуа-Наполеон в возрасте шести лет в окружении леек и лопаток радовался жизни в парке Тюильри. Зато под горячую руку попала вдовствующая во второй раз эрцгерцогиня, которая выхлопотала разрешение навестить сына.

Мария-Луиза принадлежала к тем дамам, которых прожитые годы и опыт очень украсили. В юности она была не особенно интересной девочкой. Слегка косоглазой, но милой, в облаке золотистых волос. Ей было нечем щеголять, кроме выучки правильно себя вести на людях.

Теперь герцогиня Пармская казалась даже красивой, выставляя напоказ все, что прежде ее понуждали старательно скрывать. Плечи в ампирном платье с острым кружевом по вырезу. Белую длинную шею, которую оттеняли высоко зачесанные потемневшие кудри – круто завитые, а не распущенные, как прежде. Ее узкие, тянувшиеся, как у зайца, к вискам глаза она более не пыталась исправить, рисуя мягкие полукружья бровей. Напротив, позволяла двум чайкам почти соединить крылья над самой переносицей. Наверное, кто-то говорил ей, что она хороша именно такой. И женщина поверила этим словам всем сердцем. Иначе и правда не стала бы красивой своими изъянами. Более того – уверенной в этой красоте.

Она вступила в комнаты сына в Шенбрунне без улыбки или робких радостных слов, каких следовало бы ожидать от матери, более десяти лет не видевшей своего ребенка.

– Я приехала сказать вам, что вы – чудовище, – сообщила Мария-Луиза, садясь напротив стола и знаком приказывая камердинеру удалиться.

Гастон недружелюбно уставился на принцессу. Ишь ты! В трауре по второму мужу. Этому выскочке генералу Нейпергу. Говорят, когда скончался пленный император на Святой Елене, она траур не держала!

Принцесса подняла на слугу удивленный, но совершенно непреклонный взгляд. Она не привыкла, чтобы ее приказаний «не понимали».

– Ступай. – Герцог меланхолично махнул рукой. – Ее высочеству угодно извиниться наедине.

– Извиниться? – чайки хлопнули крыльями. – За что?

Гастон вышел, держа в руках серебряный поднос с кофе и рогаликами. «Не дала даже перекусить», – ворчал он.

– Твои сторонники-бонапартисты отравили моего мужа, – отчеканила Мария-Луиза, выпрямляясь и вцепившись пальцами в подлокотники кресла. – Я приехала спросить с тебя ответ.

Герцог задохнулся от негодования. Ответ? Она хочет ответа? Эта женщина, которая никогда не была его матерью, а теперь смеет упрекать именем своего незаконного мужа!

– Ваш муж – великий Наполеон, – отрезал Франц. – Других быть не может. После его смерти вы вдова.

Принцесса без тени смущения выдержала брошенный в лицо упрек.

– Я вдова после генерала Нейперга. Запомни это.

– Как ты смеешь даже упоминать его имя в моем присутствии? – Франц едва не подскочил. – Ты была покрыта величайшей славой, как знаменем. Ты разделила жизнь гения. Его падение было твоим. Почему ты не поехала к нему в изгнание?

– Таково было решение Венского конгресса, – сообщила принцесса. – Не забывай: нам обоим вручили по герцогству. Но и твое пребывание здесь, и запрет мне выезжать на Святую Елену…

– Ты сама этого не хотела! – с ожесточением выдохнул молодой человек. – Ты не любила его! Ни одной минуты. Как не любила и меня! Никогда!

Франц почувствовал, что разволновался, и от этого у него во рту появился привкус крови. Не свежей, из прокушенной губы, а поднимающейся из горла вместе с мокротой и щиплющим желанием кашлять.

– Высокие слова. – Принцесса подалась вперед. – Ты ничего не знаешь. Меньше, чем ничего. У женщин дома Габсбургов не бывает любви. Только долг. Так мне сказал твой дед, когда мною покупали мир. Поэтому, да, ты прав, я никогда не любила его, но отправилась в Париж и сделала то, что должна была.

– То есть родила меня? – с отвращением выплюнул Франц. – Мерзкого полукровку. Получеловека, полудемона. Так они ко мне относятся. Уже много лет. А ты – ты бросила меня и не поехала к отцу.

Эрцгерцогиня встала.