Покушение в Варшаве

Франц потер лоб. От множества мыслей сразу у него начинался нервный кашель. Еще вчера он был никому не нужен, а сегодня ему чуть не на блюде предлагали аж три короны! Однако не на выбор, это герцог понимал. Сначала следовало получить польскую, а начнись что, бежать в Бельгию и короноваться там в ожидании развития парижских событий. Это была шахматная партия или игра в бильярд, когда бьешь по дальнему, вроде бы бесперспективному шару, а тот, в свою очередь, толкает другой, помогая третьему закатиться в лузу.

– Вы давно покинули Польшу? – спросил принц.

Валевский ласково похлопал Фрау Шаль по влажному боку.

– Я учился в Женеве. В двадцать четвертом приехал в Варшаву. Великий князь Константин предложил мне стать его адъютантом. Мне, сыну Бонапарта! Носить русскую форму! Я отказался. За мной стали следить. Пришлось перебраться в Париж. Там я встретил истинных друзей нашей династии.

Франц отметил, как по-хозяйски граф Колонна приписал себя – незаконного отпрыска – к династии Бонапартов. Это задело и покоробило юношу. Все-таки венское воспитание давало о себе знать. Но если он хочет достичь цели, придется брататься с очень сомнительными личностями, и показывать им своего презрения нельзя.

– Как скоро вы начнете? – осведомился принц.

Валевский улыбнулся.

– Мы уже начали. Правда, пока не в Париже. Многие приверженцы Наполеона были шокированы тем, что императрица Мария-Луиза, ваша мать, вторично вышла замуж. Этот брак считали позором. Бесчестьем. Вы знаете, как ваша мать была удручена смертью генерала Нейперга[77] в позапрошлом месяце. Полгода назад он был отравлен на пути в Парму. Так задетые люди отомстили ему за похищение супруги их господина.

Франц побледнел.

– Так это… – Он не мог бы сказать, что опечален смертью второго мужа матери. Но полагал, что событию способствовали естественные причины: водянка, сердечный приступ.

Валевский вдруг взял собеседника за руку и, понизив голос, значительно произнес:

– Это очень серьезные люди. Они послали меня получить ваше согласие. Далее вам остается только ждать и, – граф Колонна усмехнулся, – в надежде на большее предпринимать любые шаги, чтобы получить хоть что-то. Польшу я имею в виду.

Франц оставил своего нового знакомого в конюшне, а сам побрел на улицу, где неожиданно столкнулся с Гастоном, прибежавшим из дворца.

– Вот новости, мой принц! – воскликнул тот. – Ваша матушка пребывает из Пармы! К чему бы это?

«Весь мир стронулся с места, – подумал Франц. – Интересно, что она мне теперь скажет?»

Тем временем Валевский благополучно покинул Фрау Шаль и, без труда избавившись от хвоста из двух одетых в штатское господ, явился на свою квартиру. Тут он написал шифрованное донесение, но не в Брюссель, а в Лондон, лорду Абердину, содержавшее всего два слова: «Он согласен».

Кажется, теперь можно было играть.

* * *

Варшава

Дарья Христофоровна расчесывала темные кудри перед зеркалом, с досадой замечая то одну, то другую седую нить. Она уже вторую неделю не чернила их английской краской на основе сажи и яиц, обращенных в порошок. Дорогой и не такое случается, но теперь следовало привести себя в порядок. Маски для лица, теплые ванны с лавандой для рук. Если бы все это могло вернуть ее здоровье!

– Я вступаю в тот возраст, когда умерла наша мать, – сказала княгиня Ливен брату при последней встрече. – Только в Ницце прекрасный климат помог мне поправиться. Я с ужасом думаю о возвращении в снега Петербурга. Даже лондонский туман мягче.

– Мне кажется, ты вряд ли вернешься, – с усмешкой отозвался Александр Христофорович. – Долли, что именно ты хочешь мне сказать?

Это была самая умная из его сестер. Самая любимая, именно потому, что умная. С детства. С кем было еще разговаривать, потом переписываться, если не с тем, кто вообще понимает, о чем идет речь? Они всегда держались друг друга, даже оказавшись на расстоянии: она с посольством мужа то в Берлине, то в Лондоне, а он то воюя, то кочуя, то командуя штабом гвардии, то III отделением.

Письма, письма, письма… На вкус брата, Долли чересчур долго прожила в Европе, была слишком накоротке и с Георгом IV, и со сменявшими друг друга премьерами. Даже с ангелом Александром I она разговаривала вольно, не просто отвечая на вопросы, заданные императором, а беседовала, спрашивала сама, улыбалась, шутила, словно бы и не замечала, как напрягался августейший слушатель, ведь был глуховат и с трудом понимал, о чем щебечет эта женщина. Когда же дама втолковала ему, что хочет доверия, доверия и еще раз доверия к британскому кабинету, а император расслышал-таки и ответил, что сам давно не в восторге от Австрии и Священного союза, Бенкендорф, болевший за сестру, услышал от царя: «Она уехала от нас еще девочкой, а теперь настоящий политик».

Это политиканство ее и погубит, решил тогда брат, и до сих пор не изменил своего мнения. Доверия к англичанам у него не было. У нового царя тоже. На опыте доказано: они нам гадят. Хотя могут становиться временными союзниками, если найдется враг посильнее, опасный для обеих сторон.