Быть может, это положение покажется смешным парадоксом, так как ведь и женщины в достаточной мере говорят (во всяком случае мы не слышали, чтобы кто-нибудь жаловался на то, что они склонны молчать), а всякая речь является выражением суждений.
Но, например, лжец, которого всегда выставляют как убедительный довод против значения суждений, – ведь он никогда не создает суждений в собственном смысле слова (существует «внутренняя форма суждений», как и внутренняя форма речи), так как лжец, говоря ложь, отбрасывает в сторону критерий истины.
Действительно, он требует всеобщего признания своей лжи, требует от всех людей, но кроме себя самого; а поэтому его ложь лишена объективной истины. Если человек обманывает сам себя, то это значит, что он не подчиняется суду своего внутреннего голоса, не подчиняет ему своих мыслей; тем менее он захочет их защищать перед судом других людей.
Итак, можно, не нарушая внешней формы суждения, совершенно не соблюдать его внутренней формы.
Эта внутренняя форма есть искреннее признание истины как верховного судьи всех наших суждений, беззаветная готовность предстать пред этим судьей и оправдать свои поступки.
У человека существует известное отношение к истине; из этого факта вытекает отношение правдивости к людям, к самому себе и к вещам. Поэтому положение, выставленное раньше и гласящее, что существует ложь по отношению к себе и ложь по отношению к другим, неверно. Кто расположен ко лжи субъективно (что замечается у женщины и требует подробного рассмотрения), тот не чувствует никакого интереса к объективной истине.
Женщина не ощущает никакого стремления к объективной истине – в этом причина ее несерьезности, ее равнодушного отношения к мыслям. Есть много писательниц, но нет ни единой мысли в их произведениях, а отсутствие у них любви к истине (объективной) делает то, что они даже заимствовать чужие мысли считают делом, не стоящим труда. Серьезного интереса к науке нет ни у одной женщины: здесь она, пожалуй, может ввести в заблуждение и себя и других достойных людей, но скверных психологов. Когда женщина создала в науке нечто более или менее значительное (София Жермен, Мария Сомервилль и др.), можно быть уверенным, что за всем этим скрывается мужчина, на которого она старалась походить.
К мужчине применяется выражение «ищите женщину», но гораздо правильнее применить к женщине – «ищите мужчину».
Способность к истине есть следствие воли к истине, и этой волей она измеряется, потому-то женщина до сих пор не создала ничего выдающегося в науке.
Женщина понимает действительность гораздо слабее, чем мужчина, хотя многие и утверждают противное. Познание, как факт, всегда подчинено у нее посторонней цели; и если стремление к этой цели в достаточной степени упорно, то женщина может смотреть очень правильно на вещи. Но понять истину ради самой истины, понять ценность истины как таковой – этого женщина не может.
Поэтому менее всего возможно, чтобы женщина была философом; у нее нет выдержки, ясности, упорства мышления; она лишена побуждения к этому. Абсолютно не может быть речи о женщинах, которые мучаются неразрешенными проблемами. Лучше умолчать о таких женщинах, потому что их положение безнадежно. Мужчина, всецело отдавшийся проблемам, хочет познать, женщина же в таком случае хочет только быть познанной.
То, что женщина воспринимает суждение как нечто мужественное, как третичный половой признак, притягивающий ее, психологически доказывает, что функция суждения есть показатель мужественности.
Чтобы иметь возможность заимствовать определенные взгляды, женщина требует их от мужчины. Мужчина, который имеет неустойчивые взгляды (какова бы ни была эта неустойчивость), совершенно чужд ее пониманию. Рассуждения мужчины для нее признак мужественности, поэтому она жаждет, чтобы мужчина рассуждал. Женщина может говорить, но не может рассуждать. Когда женщина нема – она опасна, так как мужчина может принять немоту за молчание.
Женщины совершают меньше преступлений, чем мужчины, – это всем известный факт, подтвержденный криминальной статистикой и данными повседневной жизни. Апологеты чистоты женских нравов обыкновенно ссылаются на этот факт. Но при решении вопроса о нравственности женщине важно не то, что человек согрешил объективно против какой-нибудь идеи. Важным является определить, есть ли в человеке то субъективное начало, которое определенно относится к попранной идее, и знал ли человек в момент преступления, какую он жертву приносит этим субъективным началам.