Потому что им придется пожертвовать самыми важными заботами, к которым призывает их естество. Приватные функции, для которых женщины предназначены самой своей природой, имеют отношение к общему порядку общества; этот общественный порядок — результат различия мужчин и женщин. Каждый пол призывается к того рода занятию, которое больше всего для него подходит; его действие ограничивается кругом, из которого ему невозможно вырваться, потому что природа, поставившая людям подобные пределы, распоряжается единолично и не подчиняется закону[237]
.Томас Джефферсон, полагавший, что неполноценность черных (по части «красоты и ума») оправдывала их порабощение, считал белых женщин слишком чувствительными для политики. Он хвалил американских женщин,
у которых было достаточно здравого смысла, чтобы ставить домашнее счастье превыше всего… Наши добродетельные дамы, я верю, слишком мудры, чтобы морщить лоб из‑за политики. Они довольствуются тем, что смягчают и успокаивают умы своих мужей, возвращающихся с политических дебатов[238]
.В первые годы Американской республики женщин называли «Республиканскими Матерями», на которых возлагалась задача по подготовке сыновей к тому, чтобы стать гражданами в будущем. Даже если это означало поощрение получения ими образования и предоставление им некоторых прерогатив в том, что касалось ухода за детьми, это не означало признания их публичными фигурами с правом голоса[239]
.Признание женщин непригодными для политики предшествовало по времени демократическим революциям; оно было заложено в политической теории, на которой эти революции основывались. В своей книге 1988 года политический теоретик Венди Браун проследила ассоциирование мужчин с политикой от древних греков до XX века. Несмотря на некоторые вариации, тема звучит всегда примерно одинаково: способность мужчин к здравым рассуждениям и размышлениям отличает их от женщин, которым тело мешает достичь интеллектуальных высот[240]
. «Внутреннее влияние постоянно возвращает женщин к их полу, — писал один французский ученый, вторя Жану-Жаку Руссо, — мужчина является мужчиной лишь в отдельные моменты, но женщина женщиной всю свою жизнь»[241]. Иными словами, женщины синонимичны своему телу, и поскольку, как пишет Браун, «политическая свобода была свободой от телесных потребностей», женщины по определению (и непоправимо) политически несвободны[242].Историки указывают, что, несмотря на его долгую историю, это различие между полами усиливается с приходом секулярного модерна. В монументальном труде Изабель Халл о Германии XVIII века документально подтверждается усиленное акцентирование различия между полами по мере переопределения публичной сферы секуляризацией:
реформаторы центральной бюрократии обсуждали, как сексуальное поведение вписывается в новый мир, который они создавали, в контексте гражданского и уголовного права[243]
.Такое осмысление относило брак и семью — и контроль мужчин за тем и другим — к частной сфере, в которой отправление власти отца/мужа не подпадало под компетенцию государства. Государственное законодательство выводило семью из сферы публичного внимания, тогда как гражданские кодексы гарантировали мужчинам право единолично распоряжаться в этой области. Вот что пишет Халл об отношениях мужа и жены: