Пол и секуляризм

Женский вопрос следовал по иной траектории, от настаивания в 1950‑х на том, что дом — это передовая в борьбе с подрывной деятельностью коммунизма, до всплеска критики в адрес идеологии дома среди феминисток начиная с 1960–1970‑х годов. Постепенно понятие выбора отделилось (или расширилось) от его рыночного определения и стало использоваться для выражения требования эмансипации: юридической, экономической, политической и в особенности сексуальной. Параллельно с соединением христианства с демократией сексуальная свобода была дана в качестве демократического права индивидов обоих полов. Сексуальная свобода была новой концепцией в области прав, которые до сих пор были политическими (вопрос о гражданстве, голосовании или службе в качестве народного представителя) или экономическими (право на средства к существованию, на труд и прожиточный минимум, возможно, на образование как средство доступа в ряды наемных работников). Сколь бы новой (и противоречивой) она ни была, сексуальная свобода, переставшая быть частным вопросом, все чаще рассматривалась в качестве основополагающего принципа секулярной демократии. Явное противоречие между традиционными христианскими заповедями и сексуальным освобождением не было противоречием в пересмотренном дискурсе секуляризма. Наоборот, сексуальная свобода служила подтверждением секулярности христианства, и к 1990‑м международная кампания против насилия над женщинами объединила либеральных феминисток и христианских активистов в невероятный союз. Противостояние исламу обеспечивало их совместимость друг с другом.

Свобода вероисповедания

В марте 1946 года британский премьер-министр Уинстон Черчилль выступил в Вестминстерском колледже в Фултоне (штат Миссури) с речью, в которой он впервые употребил выражение «железный занавес» применительно к странам, оказавшимся под властью России. В этой речи он призвал к англо-американскому альянсу для предотвращения распространения коммунизма в остальном мире и открыто связал христианство и демократию.

За исключением Британского Содружества и Соединенных Штатов, где коммунизм находится в стадии младенчества, коммунистические партии, или пятые колонны, представляют собой все возрастающий вызов и опасность для христианской цивилизации. Все это тягостные факты, о которых приходится говорить сразу же после победы, одержанной столь великолепным товариществом по оружию во имя мира и демократии. Но было бы в высшей степени неразумно не видеть их, пока еще осталось время[336].

Два года спустя британский министр иностранных дел Эрнст Бевин, в стремлении замять социалистические тенденции лейбористской партии ради альянса с США, предложил план:

Мы не можем надеяться на то, чтобы успешно отбить атаки коммунизма, отвергая его только на материалистических основаниях… и должны добавить позитивную отсылку к демократическим и христианским принципам, помня о силе христианских чувств в Европе. Мы должны выдвинуть против коммунизма конкурирующую идеологию[337].

Приравнивание «свободы и демократии» к «христианской цивилизации» консолидировало антикоммунистический альянс. Историк Сэмюэл Мойн отмечает, что свобода вероисповедания вскоре стала организационным принципом, направленным против коммунизма. Как он пишет, она была интернационализирована и европеизирована.

Очень скоро Холодная война продемонстрировала наполнение политики христианством в некоммунистической Европе в той же степени, что и за океаном, в совместном проекте, объединяющим «западных» политиков и церкви[338].

Важными игроками в процессе создания этого альянса были Всемирный совет церквей (основанный в 1948‑м в Амстердаме), который состоял из представителей различных протестантских конфессий, и Ватикан, а также многочисленные политические лидеры — те, благодаря кому произошел подъем христианско-демократических партий в некоммунистических европейских странах (Италия, Германия, Австрия).