Пол и секуляризм

В антикоммунистических кампаниях русские часто описывались как часть «азиатских орд». Министр военно-морских сил США Джеймс Форрестол полагал, что Советы были «по сути дела восточными людьми по своему складу ума». Госсекретарь Дин Ачесон добавлял, что «угроза, которую они представляли для Европы» была сопоставима с «угрозой, которую столетия назад представлял ислам»[350]. В этих едва прикрытых намеках на крестовые походы христиан против мусульман не было недостатка в ориенталистских образах. На плакате французской антикоммунистической группы «Мир и свобода» был изображен смуглый длинноносый мужчина в феске, похожий на турка, с окровавленными мечами и в руках, и в зубах, танцующий под музыку, которую играют на балалайках сочувствующие ему европейские государственные деятели. На немецком антибольшевистском плакате изображен похожий «азиатский» тип, а афиша фильма киностудии Paramount предупреждала, что победа России в следующей войне приведет к стерилизации большого числа американских мужчин и изнасилованию женщин[351]. На картинке крошечная изнасилованная женщина, съежившись, лежит под огромным сапогом, а подпись гласит: «Если коммунисты одержат победу, наши женщины будут беззащитны под сапогами русских азиатов». Некоторые ученые видели потенциальную связь между советским строем и исламом. Например, в 1954 году Бернард Льюис беспокоился, что привлекательность авторитаризма «может подготовить интеллектуально и политически активные группы [в мусульманском мире] к принятию коммунистических принципов и методов управления»[352].

В этих ориенталистских темах, которые уподобляли русский коммунизм воинствующему исламу как форме «восточного деспотизма», можно проследить некоторую преемственность между холодной войной и столкновением цивилизаций. Но этот путь не был прямым; полемика — это одно, а стратегические расчеты — совсем другое. Западные державы под предводительством Соединенных Штатов надеялись сделать мусульман подрывной силой внутри советского блока: критика навязываемого государством атеизма казалась хорошей объединительной идеей для всех религиозных групп. Они также стремились противодействовать растущим антиколониальным, панисламистским националистическим движениям на Ближнем Востоке (многие из которых вдохновлялись той или иной формой социализма) и поэтому призывали мусульманских консерваторов присоединиться к христианскому крестовому походу против коммунистов на позициях морального превосходства, которое дает свобода вероисповедания. США стремились установить контакты с Саудовской Аравией, родиной ультраконсервативного ваххабизма, в надежде заполучить союзника против египетского лидера Гамаля Абдель Насера, поставившего перед собой цель организовать панарабистское движение для борьбы с вмешательством Запада в дела развивающихся стран арабского мира. Антилевые настроения побудили Запад поддерживать подобные авторитарные формы политического ислама в борьбе с реформистскими (секулярными) формами. При этом либеральные альтернативы подавлялись на основании их опасной близости к советским проектам. Кирби пишет, что

поддержка Америки и ее союзников в регионе, прежде всего Саудовской Аравии, помогла создать ситуацию, в которой версии ислама, в противном случае оставшиеся бы непопулярными и нерепрезентативными, сумели со временем завоевать власть и влияние, которых при ином стечении обстоятельств они не смогли бы достичь[353].

Участие СССР в гражданской войне в Афганистане (1979–1989) довело этот процесс до апогея. В Афганистане противостояние СССР исходило от моджахедов, радикальных исламистов, которые в XIX веке протестовали против правления «неверных» британских колонизаторов в их землях. Логика холодной войны заставила США и Саудовскую Аравию поддержать этих борцов за свободу (среди них был и будущий Усама бен Ладен) в их международном призыве к войне и направить им помощь и оружие через соседний Пакистан. Здесь не место излагать всю историю нынешних конфликтов на Ближнем Востоке. Однако важно отметить сложные отношения Запада с исламом, в особенности роль, которую сыграли стратегические политические инициативы холодной войны, имевшие религиозную подоплеку. Кирби лаконично это сформулировала: