Пол и секуляризм

Слияние религии и политики в этот период иногда изображается как по большей части американский феномен, и тому действительно есть доказательства. В 1950‑е Эйзенхауэр считал полезным регулярное посещение церковной службы и называл Бога важнейшей чертой «самого базового выражения американизма»: «Без Бога не могло бы быть ни американской формы правления, ни американского образа жизни»[339]. В 1953 году слова «перед лицом Бога» были добавлены в присягу на верность флагу, а после 1954‑го фраза «В Бога мы веруем» стала печататься на американских денежных купюрах, превратившись в 1956‑м в девиз нации. Но это движение с самого начало было международным. Еще в 1939 году канадский премьер-министр Маккензи Кинг, говоря одновременно о фашизме и коммунизме, предупреждал, что

силы зла… распоясались в мире в борьбе между языческим пониманием общественного порядка, которое игнорирует индивида и основывается на доктрине силы, и цивилизацией, основанной на христианской идее братства людей и уважении освященности договорных отношений [и] священности человеческой личности[340].

В своей речи Кинг противопоставил «силы зла» силам христианской цивилизации — язычников (первобытных людей, политеистов) цивилизованным людям (монотеистам, но прежде всего христианам). Что примечательно, капитализм и индивидуализм определялись в сугубо религиозных терминах: договорные отношения освящены, индивиды — священны. Таким образом, идеологические предпосылки капитализма переопределялись как религиозные концепции, и крестовый поход против коммунизма касался уже не конкурирующих экономических и политических систем, а универсальных моральных и религиозных принципов (добро против зла), противостояния прогресса отсталости. Сменивший Кинга на посту премьера Луи Сен-Лоран повторил эти мысли, подчеркнув иудейское и греческие происхождение христианства, «самой сутью которого была свобода»[341].

Статья 18 Всеобщей декларации прав человека (1948) провозглашает «свободу мысли, совести и вероисповедания» и право «публично или в частном порядке» демонстрировать свою веру[342]. При обсуждении текста Декларации предложение Советского Союза защитить права «свободомыслящих» (то есть неверующих) было отвергнуто. Однако требования включить Бога как источник права на свободу вероисповедания также потерпели поражение (что неудивительно) благодаря доводам французского делегата, напомнившего о том, что «у закона не может быть другого источника, кроме воли народа»[343]. И все-таки в европейском контексте свобода вероисповедания возобладала. Мойн утверждает, что

в некоторых отношениях западные европейцы в эпоху Холодной войны зашли гораздо дальше в стирании грани между публичным господством христианства и политической жизнью, чем это сделали американцы[344].

В качестве убедительного доказательства этого утверждения он указывает на Европейскую конвенцию о защите прав человека, принятую в 1950‑м. В ее подготовке и обсуждении ключевую роль сыграли христианские демократы. Во многих выступлениях, как указывает Мойн, западная цивилизация приравнивалась к христианству. Так, делегат от Ирландии подчеркивал:

Мы должны ясно показать, что наши концепции прав человека отличаются от того, что мы видим в Восточной Европе… Там прилагают усилия к тому, чтобы погасить свет Церкви — не одной церкви, но почти всех церквей… Мы здесь в Европейском Совете можем стать сплачивающей силой и ориентиром для мужчин и женщин, которые борются с такого рода преследованиями[345].

Ради борьбы с социализмом у себя дома, утверждает Мойн, из Европейской конвенции о защите прав человека были опущены многие социальные и экономические права, которые есть в Декларации прав человека, но оставлена свобода вероисповедания. При этом добавлена возможность того, что государство может ее ограничить, когда это