«You Never Give Me Your Money»
(«Ты никогда не даешь мне своих денег») недвусмысленно намекала на обещания баснословных богатств, которые делал Аллен Клейн, но которые пока что не произвели на свет ничего, кроме «забавных бумажек» («funny paper»), вроде менеджерского контракта, который Пол, наперекор остальным, по-прежнему не собирался подписывать. В меньшинстве, непонятый товарищами, он имел только «одну сладкую мечту» («one sweet dream») — вместе с Линдой умчаться «подальше отсюда… нажать на газ, вытереть эти слезы» («out of here… step on the gas and wipe that tear away»).«She Came In Through the Bathroom Window»
(«Она вошла через окно в ванной») воспроизводила эпизод из его беспорядочной холостяцкой жизни, как раз перед появлением Линды, когда одна активная поклонница действительно проникла в «Кавендиш» этим путем. «Golden Slumbers» основывалась на «Колыбельной песне» поэта елизаветинской эпохи Томаса Деккера, которую девятилетняя сводная сестра Пола Рут разучивала в это время на пианино. Нежная колыбельная, спетая без пяти минут отцом, далее преображалась в гимноподобный припев, который с невероятной точностью отражал его собственное будущее: «Boy, you’re gonna carry that weight… a long time!» («Парень, тебе придется нести этот груз… еще долгое время!»)По крайней мере, на этот раз последнее слово оказалось за ним — точнее, даже два. В «The End»
(«Конец») все остальные и впрямь играли «в подыгрывающем составе у Пола», пока тот произносил их коллективную эпитафию: «The love you take / is equal to the love you make» («Любовь, которую получаешь, равна любви, которую даешь»). И дальше, когда альбом, казалось, уже закончился, как бы компенсируя все это ворчание, звучала «Her Majesty» («Ее величество») — вещица с отблеском его привычного хулиганского шарма, в которой он, по-видимому, брал на себя нахальство назвать британскую королеву «очень милой девушкой» («very nice girl»). Вообще-то он сначала решил выбросить ее из альбома, но звукоинженеры просто не осмелились на такое святотатство.Для рекламной кампании Abbey Road
была устроена коллективная фотосессия, которая оказалась последней для Beatles, — грустное мероприятие, состоявшееся в новом особняке Джона и Йоко в Титтенхерст-парке 22 августа. Они были практически в том же, в чем и на обложке альбома (разве что Джон был в новой широкополой черной шляпе, похожей на квакерскую), и держались неловко и замкнуто, как будто четыре незнакомца.Трудно было узнать в этих безучастных, отстраненных взрослых мужчинах ливерпульских мальчиков, которые прошли «Каверн», Гамбург, битломанию, еще более безумную постбитломанию, выживая за счет юмора, увлеченности, оптимизма и прежде всего дружбы, которая казалась нерушимой. Любовь, которую они отдавали, бесконечно превосходила ту, которую они когда-либо могли получить, — и это была самая большая цена, которую им пришлось заплатить.
Пол так и не подписал менеджерский договор с Алленом Клейном — для назначения было достаточно большинства голосов Джона, Джорджа и Ринго. Его обязательства перед партнерством Beatles
и компанией Apple означали, что теперь над ним стоял менеджер, которого он никогда не хотел видеть в этой роли и которого не переносил.Клейн, со своей стороны, сделал вид человека, проникнутого сознанием своей миссии, которая гораздо важней любых личных трений. «
[Пол] связал себя обязательствами перед Apple на значительный срок, — сказал он в интервью на телевидении тем суконным языком, которым пользовался на публике, — так что его дистанцирование от меня на самом деле не влечет за собой никаких последствий». Обладая несокрушимым самомнением, внутри он был убежден, что Пол в конечном итоге перейдет на его сторону.Дипломатические навыки Пола на этот раз здорово его подвели. Он рассудил, что Джорджа отговорить от поддержки Джона в вопросе о Клейне нереально, но здравомыслящего и справедливого Ринго можно было попытаться склонить на свою сторону разумными доводами. Таким образом, в июле Ринго и его жена Морин получили редкое приглашение на обед в «Кавендиш». После роскошной трапезы, приготовленной Линдой, Пол снова стал выдвигать свои аргументы против Клейна. Как позже вспоминал Ринго, он чувствовал, что его эмоционально шантажируют; на всякое высказывание в пользу Клейна Линда начинала ронять слезы и говорить: «Они и тебя переманили».