Вслед за Гилпином Робсону удалось в этой роли показать на сцене то, чего не заметили или не хотели увидеть многие театральные критики. «Роль Брутуса Джонса поистине великолепна, — говорил Поль. — Его судьба — это трагическое разрушение человеческой личности. Как мучительно видеть его в чащобе джунглей, заново переживающего свои прежние грехи, ощущающего все горести и несправедливость, которые обрушивались на его народ. сбрасывающего одно за другим наслоения цивилизации, пока он не возвращается душой к простоте и непосредственности народа, из гущи которого он вышел».
Робсон играл трагедию незаурядного и небесталанного человека, которого судьба то неожиданно возносит, то вдруг лишает своей милости, сталкивая его с чрезвычайными обстоятельствами, зачастую больше напоминающими кошмарный сон, нежели реальную действительность. Лишь могучий инстинкт самосохранения спасает Джонса от расправы коварных белых хозяев, от жестокости работорговцев, от безжалостного фанатизма жрецов. Но ничто не может уберечь его от справедливого гнева соплеменников, которых он предавал.
И снова, по-разному оценивая пьесу О’Нила, критики особо отметили исполнение главной роли Полем Робсоном. Впоследствии ставший одним из ближайших друзей Поля Александр Вуллкотт называл его игру «блестящей». Театральные обозреватели газет «Нью-Йорк телеграм» и «Ивнинг мейл» подробно описывали, как зрители по окончании спектакля встали со своих мест и аплодировали до тех пор, пока «не ощутили боли в ладонях». Тогда аплодисменты сменились восторженными криками. Публика благодарила актера за «эмоциональную мощь, за его выдающееся искусство». Даже негритянские критики, настороженно встретившие «Крылья», отметили на этот раз мастерство Робсона, утверждая, что ему по силам «сломать расовый барьер» и заставить белую аудиторию забыть о цвете кожи актера.
В Гарлеме Поль вдруг стал едва ли не самой популярной личностью. Когда он появлялся на улице, вокруг него немедленно собиралась толпа, и каждый старался пожать руку «старине Полю». Гарлемцы гордились тем, что в их квартале живет человек, на спектакли с участием которого стремились попасть не только ньюйоркцы, но и жители других городов США.
Вскоре Лайт и Робсон получили приглашение из Англии. Владелец лондонского «Амбассадора» Г. М. Харвуд, прослышав об успехе «негритянских» пьес О’Нила, загорелся желанием поставить «Императора Джонса» на сцене своего театра. Поль направляется в Лондон с волнением и надеждой. В памяти еще свежи впечатления трехлетней давности, когда он выступал с труппой миссис Кэмпбелл. Но тогда зрители, очарованные магическим именем выдающейся актрисы, могли снисходительно простить неопытному дебютанту, выходившему на сцену в эпизодической роли, мелкие погрешности. Как встретят его сейчас взыскательные лондонские театралы, избалованные местными и приезжими знаменитостями?
К репетициям спектакля Лайт приступил сразу по прибытии в Лондон. Распределив основные роли среди актеров «Амбассадора», режиссер добился разрешения Харвуда пригласить для участия в массовых сценах портовых рабочих-негров, что должно было придать эпизодам большую достоверность. Лайт тщательно продумывал мельчайшие детали, помогающие раскрыть замысел драматурга. Так, на одной из репетиций он потребовал, чтобы Робсон — император Джонс снял лакированные сапоги со шпорами. По убеждению Лайта, босые ноги в сочетании с роскошным синим мундиром, украшенным золотыми пуговицами, огромными эполетами, и с красными брюками со светло-синими лампасами будут свидетельствовать о натуре Джонса не менее красноречиво, чем любые его слова и поступки.
Перед премьерой к режиссеру подошел помощник Харвуда и сказал, что восхищается его работой с актерами. Польщенный Лайт осведомился о том, что именно вызвало восторг у британского коллеги.
— Вы, наверное, потратили уйму нервов и времени, чтобы этот парень, — последовал кивок в сторону стоявшего поодаль Робсона, — запомнил свою роль?
Заметив недоумение на лице Лайта, помощник Харвуда поспешил пояснить:
— Ведь он, как и все «цветные», неграмотен, и вам, очевидно, пришлось учить с ним текст роли на слух?
С трудом сдерживая усмешку, Лайт объяснил собеседнику, что высшее юридическое образование позволяет Робсону усваивать любые тексты без посторонней помощи.
Премьера спектакля Лайта состоялась 11 сентября 1925 года. Традиционно сдержанные англичане приняли пьесу О’Нила едва ли не более восторженно, чем американцы. Так, во всяком случае, утверждал присутствовавший на премьере администратор «Провинстаун плейерс» Гарольд Макги.