Поль Робсон

Лайт предложил Полю и Ларри выступить в Гринвич-виллидж, пообещав, что все хлопоты, связанные с организацией концерта, он возьмет на себя.

Если Поль и испытывал какие-то колебания в отношении предложения Лайта, то они должны были бесследно исчезнуть под напором энергичного Брауна, успевшего к тому же заручиться полной поддержкой со стороны Эсланды Робсон.

С помощью Лайта друзьям удалось договориться с владельцами небольшого зала в Гринвич-виллидж, которые определили удобную для них дату концерта — 19 апреля 1925 года. На подготовку программы у Робсона и Брауна оставалось всего три недели — срок немыслимо короткий даже для многоопытных музыкантов. Но жаждущим признания новичкам обычно неведома трезвая расчетливость профессионалов. Поль и Ларри репетировали, забыв обо всем на свете, прерываясь лишь на время, необходимое для еды и сна, за чем внимательно следила Эсси.

К концу второй недели репетиций друзья составили программу будущего концерта. В нее вошли шестнадцать песен, религиозных и светских, созданных во времена рабства и написанных современными негритянскими композиторами. Готовя программу, Поль и Ларри отбирали лишь те произведения, слова и музыка которых, по убеждению друзей, наиболее убедительно и полно отражали помыслы и устремления темнокожего народа Америки. Уже в самих названиях песен угадывалось своеобразие национального характера американских негров, в котором, несмотря на горести и тяготы несправедливой судьбы, сохранялось неуемное жизнелюбие: печальные, щемящие душу — «Опозорь имя свое», «Плачущая Мари», «Иногда я чувствую себя сиротой», «Прощай, прощай!», «Исчезни», «Двигайся медленнее, чудесная колесница», «Никто не знает, как мне тяжело», «Водонос» — и возвышенно-торжественные, исполненные веры в лучшую участь — «Всякий раз, когда на меня нисходит озарение». «Я знаю, что господь возложил на меня руки свои», «Иисус готов к битве под Иерихоном», «Спустись на землю, Моисей».

Исполнением последнего спиричуэла начал Поль Робсон свой концерт, состоявшийся 19 апреля 1925 года, в маленьком, до отказа заполненном публикой зале театра в Гринвич-виллидж. «Спустись на землю, Моисей» звучал в тот вечер дважды, впрочем, как и остальные пятнадцать песен, подготовленных Полем и Ларри для дебюта. Уже около полуночи находчивый Джеймс Лайт догадался погасить свет в зале, и только тогда утомленные певец и пианист смогли покинуть сцену.

Ранним утром следующего дня донельзя возбужденный Ларри ворвался в комнатушку Робсонов, победно размахивая пачкой свежих газет. Не обращая внимания на слегка опешивших от такого вторжения Эсси и Поля, он громко зачитывал выдержки из газетных рецензий.

— «Пение Поля Робсона не поддается описанию. Б его голосе слышатся удары гигантских колоколов». А здесь, кажется, и обо мне: «Мистер Браун — мастер своего дела». Вынужден согласиться с музыкальным обозревателем «Нью-Йорк уорлд». Далее следует авторитетная «Нью-Йорк таймс». Не буду подвергать скромность Поля серьезному испытанию и опущу чрезмерные, на мой взгляд, похвалы в его адрес. Зачитываю только ключевую фразу: «Пение одного человека выражает муки и чаяния целого народа». Каково? А критик из «Нью-Йорк ивнинг пост» сравнивает тебя с великим Шаляпиным. Не смущайся, сравнение, честно говоря, преждевременное, но считай, что тебе, по крайней мере, указали верное направление.

Браун озорно улыбнулся и, как бы рассуждая вслух, произнес:

— Любопытно, каково будет всемирно известному басу узнать, что, доведись ему исполнять негритянские песни, он бы пел их как Поль Робсон? Маловероятно, чтобы эта газета попалась Шаляпину на глаза. В противном случае ему пришлось бы потратить немало сил и времени для выяснения личности новой знаменитости. А если говорить серьезно, Поль, ты одержал победу, и благожелательные отзывы в газетах тому свидетельство. Кстати, владельцы театра предложили устроить еще один концерт в первых числам мая.

— Кажется, я догадываюсь, к чему вы клоните, Ларри. — Добродушная улыбка исчезла с лица Эсланды. — Собираетесь предложить Полю поменять театральную сцену на концертную эстраду?

— Уверяю вас, миссис Робсон, что я вовсе не тот коварный искуситель, который задался целью сбить вашего мужа с пути истинного, — поспешил защититься Браун. — Неужели вы не понимаете, насколько непрочно положение негра-актера? Из-за цвета кожи ему уготовано играть роли только себе подобных. Но сегодня мы даже и мечтать не можем о негритянской драматургии. Две пьесы Юджина О’Нила погоду не делают, да и они не будут идти вечно. Рассчитывать же на роли в спектаклях, где нет действующих лиц — негров, по меньшей мере наивно.

— Ларри прав, Эсси. — Робсон бережно обнял жену за плечи. — В последнее время я сам часто думал об этом. Сцену я не оставлю. Скорее всего те обстоятельства, о которых говорил наш друг, вынудят меня стать безработным актером.

Поль вопрошающе глянул на Брауна.

— Рискнем выступить еще раз?