Полдень, XXI век, 2008 № 10

Раньше изобретатель в России был, что называется, не в почете. Вспомним хотя бы барона Шиллинга, нашего посла в Австрии, в 1825 году разработавшего электромагнитный телеграф. Когда изобретатель озвучил царю идею мгновенного сообщения между людьми в дальних концах империи, это показалось самодержцу российскому настолько крамольным, что он запретил не только производство аппаратов в России, но даже не позволил упоминать об изобретении в печати.

Сегодня изобретатель дышит в России вольно. Из последних изобретений, порт приписки которых наша дорогая отчизна, хочется выделить, во-первых, беспедальный велосипед конструкции А. М. Василькова, во-вторых, созданный на Пензенском экспериментальном заводе куаферного оборудования первый в мире универсальный шлем для стрижки волос.

Странно, что никого до вологодского автомеханика Василькова не посещала такая простая мысль: если заднее колесо велосипеда сделать очень большим, а переднее — очень маленьким, то педали не понадобятся совсем. Велосипед тогда едет сам, как бы всегда под горку. Главное — вовремя тормозить.

Шлем для стрижки, созданный в Пензе, абсолютно незаменим в быту. Отправляясь в долгое путешествие, уходя по маршруту в горы, наконец, уезжая в командировку в отдаленные районы страны, вы берете его с собой и, когда приходит необходимость, надеваете шлем на голову, настраиваете на нужный режим, и буквально в считанные минуты вы подстрижены по последней моде. Питание осуществляется как от сети, так и от компактных аккумуляторов, встроенных в оболочку корпуса. Состриженный волосяной материал утилизируется в отстяжном накопителе, сбивается в инертную массу и при желании используется вместо подушки, что, согласитесь, немаловажно, особенно в полевых условиях.

Каждый день рождается что-то новое в области изобретательской мысли. И пока она кипит и клокочет, пока собственные наши невтоны создают велосипеды и мухолеты, быть России у руля мировой истории, а не влачиться в ее хвосте, как какие-нибудь Панама и Коста-Рика.

Интерпресскон

Интерпресскон (в просторечии: 1) Интырпыр или же 2) Сидоркон, по имени отца-основателя Сидоровича Александра Викторовича) — явление, образовавшееся на теле русской фантастики в 1989 году и длящееся по сю пору. Чтобы понять, что это такое, спешу обрадовать читателя следующим текстом образца года двухтысячного. Итак:

Один день на Интерпрессконе-2000

Коридор был прямой и длинный. Одним концом он упирался в книги и в Гончарова (Славу, а не Ивана); другим — в кафе на полтора столика и в Лукьяненко, окруженного почитателями. По коридору гуляли люди. Это были очень интересные люди, с которыми хотелось общаться. Людей было много, общаться приходилось со всеми. Даже с теми, что, проходя мимо, думали, глядя на тебя, что ты их отражение в зеркале. В фальшивом зеркале, как сказал бы Сергей Лукьяненко.

День, проведенный на «Интерпрессконе», приравнивается (по подсчетам участников) к году обыкновенной жизни. Настолько интенсивно общение.

Общение происходит главным образом в номерах. В номере, например, 30-м общались следующие участники. Чертков, который общался, в основном, лежа. Етоев, который сидел в ногах у общающегося лежа Черткова. Маша, етоевская жена, хлопотавшая вокруг увеселительного стола. Володя Борисов из Абакана, который в промежутках между общением бегал подсчитывать результаты голосования (Володя был членом ведущей подсчет комиссии). Далее: в 30-м общались — Юля Буркин, певец бабочек, василисков и полтергейста; естественно — Романецкий Коля (Коля на этот раз лишился почетной должности лично шоферствовать у Стругацкого: Борис Натанович приехать не смог, сославшись на семейные обстоятельства); конечно же — Борис Завгородний, гость редкий и поэтому драгоценный, принявший, по разговорам, буддизм в его волжском, аскетическом варианте; отсюда — полное равнодушие Завгороднего к любым жидкостям, включая огуречный лосьон.

Были здесь Щеголев и Балабуха, бывали Ларионов и Королев, был Серега Федотов, автор романа под названием «Все, что шевелится», на который я в свое время сочинил стихотворный отзыв. Кстати, чтобы отзыв не канул в болоте вечности, приведу-ка я его на этих страницах:

Шевелил я, шевелил я, шевелил я,
шевелил я, шевелил я, шевелил,
шевелил я, шевелил я, а Федотов,
он роман про это дело сочинил.

Сочинил он, сочинил он, сочинил он,
сочинил он, сочинил он, сочинил,
сочинил он, сочинил он, а Етоев,
он стихи про это дело сочинил.

Пришла какая-то черноволосая Лукас, утомленная двадцатилетняя дева, которой в жизни уже ничего не надо, она уже испытала все. Лукас был ее псевдоним, настоящая фамилия неизвестна. На секунду забежал Рыбаков, перепутавший по причине спешки, номер 30 с помещением столовой. Его смутили шумы и запахи.