Полдень, XXI век, 2008 № 10

И вообще, что может быть веселее, чем спроектировать будущее на бумаге. И приужахнуться, как говорится в народных сказках, когда некто, обремененный властью, начнет овеществлять твой проект. Сперва загонит тебя пинками в тобой придуманные стекло-бараки, потом начнет преображать землю дешевой силой твоих же рабочих рук.

«Мы живем всегда на виду, вечно омываемые светом… К тому же это облегчает тяжкий и высокий труд Хранителей».

Ф Фантастика

Однажды Павел Крусанов, прочитав обо мне в какой-то заметке, удивленно меня спросил: «Да ты, оказывается, писатель-фантаст?».

«Конечно, — ответил я. — Какой русский писатель не любит писать фантастику?»

Я на самом деле слукавил. Потому что, по определению критика В. Владимирского, писатель-фантаст это такой писатель, который ничего не пишет, кроме фантастики. Я же пишу иногда и серьезные литературоведческие этюды на серьезные и важные темы. Например, о проблемах икрометания в водоемах России в целом и в поэзии Багрицкого в частности. Или сочиняю стихи о смерти.

Что же до фантастики… Да, порою нападает такое вдохновенное состояние, когда, говоря стихами поэта-самоучки 20-х годов Н. Алексеевского:

Все выше реет мой аэро,
Пробить готово сердце грудь,
И дух мой с неуклонной верой
К планетам направляет путь.

В литературной фантастике у меня была хорошая школа. Мои фантастические учителя: 1) Г. Мартынов и 2) Б. Миловидов — оба, увы, покойники. Это лучшие два фантаста в мире.

Знаете, что такое бьеньетостанция? «Бьень» — на каллистянском языке означает «передача». «Ето» означает «волна». Если объединить их вместе, получается «волнопередающая станция».

Планету Каллисто открыл для меня писатель-фантаст Мартынов. Это планета моей мечты. Имя командира каллистянского корабля-шара для меня звучит слаще музыки Моцарта и Чайковского вместе взятых. Диегонь. Прислушайтесь к звукам этого волшебного имени. Поэт Хлебников за такое имя разбил бы доски всех в мире судеб и полжизни ходил лунатиком, пробуя каждый звук кончиком языка.

А мавзолей героев каллистянского народа — корабль на дне неземного моря с развевающимся зеленым знаменем? Это вам не конструктивистский пенал с трибунами по фасаду на Красной площади. Это романтично, как бригантина из песни на стихи Павла Когана.

Мартынова я в жизни не знал, только по книгам. Андрей Балабуха вспоминает, что он был абсолютно глухой и, выпивши в компании коллег по литературному цеху, обычно начинал поносить их шепотом, называя блядьми и прихвостнями и думая, что его не слышат.

Борю Миловидова я знал хорошо, у меня есть даже стихотворение Бориной памяти. Вот оно:

Я выхожу под фонарь. Светло.
Б. Миловидов сидит в тени.
Тихо играет в руке стекло.
Тянется, мне говорит: «Хлебни».

Б. Миловидов летал на Марс.
Тихое место. Безводье, сушь.
Б. Миловидов писал рассказ,
я его выучил наизусть.

Я никогда не бывал нигде.
Крым пару раз, колпаки медуз,
Вологда, Тотьма, топляк в воде —
я это выучил наизусть.

Ночь допивает остатки дня.
Марс далеко, да и нет его.
Б. Миловидов, фонарь и я —
больше на свете нет ничего.

Фантастическая поэзия

Нам вчера прислали из рук вон плохую весть…

Короче, позвонили мне из некоего мелкопоместного издательства и предложили участвовать в безгонорарной стихотворной антологии под кодовым названием «Фантастическая поэзия». Понятно, я согласился. Затем судорожно стал ворочать мозгами, пытаясь вспомнить, есть ли у меня что-либо, соответствующее предложенной теме. Но, увы, ничего не вспомнил. Времени до сдачи обещанного стихотворного материала оставалось ровно 24 часа, и я понял, что нужно сесть и срочно сочинить что-нибудь фантастическое, раз уж я дал согласие. Надо же хоть таким способом войти в историю отечественной фантастики. И вот сочинил: