Поле Битвы

Голоса врагов зашлись в воплях ужаса, а одна из когорт осьмиконгов попросту начала разбегаться, оборачиваясь против своих фоморских хозяев, когда те пытались восстановить порядок. Дела у фоморов шли хуже некуда: вся их армия пыталась оправиться от появления когорт Зимней Леди, и по сравнению с Зимними войсками, они выглядели неуклюжими и неповоротливыми, как...

Как тюлени или морские черепахи, оказавшиеся на суше.

Во вспышке озарения, я осознал, что силы Корбы привыкли упражняться и действовать под водой. Там, в глубине, наткнуться на товарища по оружию во время маневров не было особой проблемой, потому что это не заставило бы никого упасть или споткнуться о следующие за ним войска. Там, под водой, было примерно втрое больше физического пространства для действий и дополнительное измерение возможного движения в придачу.

Твердая земля была менее снисходительным местом для недочетов. И они не могли тренироваться на суше, сохраняя свое многовековое подводное уединение. В результате, армия фоморов не могла реагировать и маневрировать с нужной скоростью. Они слишком привыкли к морю.

Если бы мы сражались с ними там, под толщей воды, я думаю, у нас не было бы ни единого шанса.

Но мы были не под водой.

Это было царство Воздуха и Тьмы.

Дикая Охота обрушилась на наиболее уязвимые и незащищенные части вражеской шеренги — бедных слизняков далеко за пределами кольца — и это было похоже на наблюдение за автоматическим оборудованием на мясокомбинате. Дикая Охота неслась вниз огромным вертикальным колесом, которое вел чудовищный восьминогий конь. Раздался громкий гудящий звук, похожий на жужжание в воздухе вокруг работающих катушек Теслы, но громче и жутче, и непрерывный поток молний, широкий, как автострада, хлестнул из правой руки окутанного тенями предводителя Дикой Охоты, когда он пролетал вдоль вражеского строя, сея среди них резню и хаос.

Хотя остальные члены Охоты и не владели столь впечатляющим оружием, их мечи и копья, выхваченные руками с многовековым опытом, оказывали не менее смертоносный эффект. На скорости их пикирования, легчайшее прикосновение края лезвия несло в себе ужасную, сосредоточенную силу. Полетели головы и конечности. Брызнула кровь.

«Мой Рыцарь», прозвучал мысленный голос Мэб. «Вероятно, у нас есть шестьдесят секунд, прежде чем Око снова обрушится нас. К тому времени, ты должен воззвать к ней».

«Между мной и нужным местом армия», возразил я. «Буквально, армия».

«Ну и дела, спасибо, сэр Очевидность», вмешался веселый, возбужденный, каким-то образом задыхающийся ментальный голос Зимней Леди. Я мельком посмотрел Молли на поле боя, увидев, как тяжелый топор разбился об лед, сверкающий на ее коже, когда она взмахнула своим белым мечом влево и вправо почти нежными движениями. Легчайшее прикосновение лезвия сковало каждого из ее врагов твердым льдом сердца Зимы. Улыбка на ее лице придавала ей дикий, ужасный и восторженный вид, в то время, как группа горных троллей позади нее разбила каждого замерзшего врага на кубики льда широкими взмахами своего грубого оружия.

Раздался громкий вздох, и Зимний единорог вдруг появился передо мной, нетерпеливо топая шипастыми копытами.

Мэб снова перехватила трубку психического телефона, ее мысли были слегка укоризненными. «Я когда-нибудь просила тебя разбираться с пустяками, мой Рыцарь? Не думаю, что этой ночью уместно начинать».

Что ж. Тут она меня подловила.

Баттерс, очевидно, не был посвящен в наш с Мэб разговор. Он уставился на единорога.

— Эм. Гарри?

— Проклятье, — пробормотал я.

Я сглотнул и сделал глубокий вдох. Потом ухватил единорога за гриву, молясь Богу, чтобы он не заметил как сильно трясутся мои руки, и запрыгнул ему на спину. Я повернулся к Баттерсу и протянул ему свою руку.

— Нет времени. Доверься мне.

— Эх, черт, — с откровенным недовольством произнес Баттерс. Но он уже вложил свою ладонь в мою, прежде чем начал говорить, и я затащил его к себе, на спину единорога.

Если наш вес и был тяжким бременем для единорога, то по тому, как двигалось существо, этого было не заметно. Я чувствовал, как существо дрожит от желания пролить кровь. Не успел Баттерс вскочить мне за спину и устроиться поудобнее, как зверь сорвался с места. Если бы я не покатался на сверхъестественно мощной лошади в начале этого года, мы оба грохнулись бы на наши задницы — и все же Баттерсу пришлось крепко вцепиться в меня, чтобы не упасть. Единорог проложил путь сквозь маленькое море союзников в синих и фиолетовых доспехах, которые ускользали с его пути, а затем мы оказались на открытой местности и помчались навстречу врагу.

Я ездил верхом больше, чем большинство, и я считаю себя достаточно компетентным, чтобы сказать, что езда на единороге в бою — это опыт, который я вряд ли забуду.

Во-первых, в том, как бежало существо, не было никакого ощущения подбрасывания вверх-вниз. В каком-то смысле это было больше похоже на езду на мотоцикле, хотя у меня было больше опыта с лошадьми. На мотоцикле мне доводилось сидеть только с...

Мерф.

Боль омыла мое сердце.