Поле Битвы

— Собаку, — повторил я. — С ними был пес. Может быть твои ребята могли забрать его, а может и нет. Но быстро бы они не управились. И они могли добраться до моей дочери только через его труп. Вопрос: где же он? Ответ: с моей дочерью. Это единственное место, где он может находиться. Следовательно, ее там не было. Ее никогда там не было. По факту, никого из них там не было, поскольку отсутствие собаки было для меня сигналом от ответственного лица. Та девчушка, которую я знаю, должна была побывать там сегодня вечером. Боже, она действительно была занята.

Этниу выглядела сбитой с толку.

Я сделал глубокий вдох и объяснил:

— Душечка, вы сражаетесь с фейри. Это было инсценировано специально для вас. Я бы не удивился, если бы мы вернулись туда и нашли кучу вязанок дров там, где лежали эти тела.

Живой глаз Титана расширился.

— Слухач предал меня, — прошипела Этниу, захлебываясь яростью.

Мгновение я смотрел на нее. Лишь на секунду, мне стало ее почти жаль.

Потом я вздохнул.

— Конечно, в этом и была основная мысль, — сказал я. — Приятно было познакомиться.

Я жал челюсти, удержал свою волю на ней и воскликнул голосом, который эхом отразился от сводов апокалипсического неба.

— ЭТНИУ, ДОЧЬ БАЛОРА, Я ЗАТОЧАЮ ТЕБЯ!

Шторм ворвался в мой разум. Даже после того, как Этниу потратила израсходовала столько энергии, после того, как она сразила так много противников, и после того, как она уложила на лопатки целый спортзал средней школы, полный сверхъестественных тяжеловесов, грубая сила оставшейся воли Титана оставалась подавляющей. Она разрывала мое восприятие, наполняя его случайными образами, запахами и ощущениями. Это было, как стоять в песчаной буре, только вместо того, чтобы причинять боль, каждая случайная песчинка заставляла вас переживать опыт, воспоминание, так бессвязно, напряженно и быстро, что не на чем было сосредоточиться, не за что удержаться. Вспышка ощущения теплой летней травы между моих пальцев ног. Погружение в водоем с охлажденной водой за час до рассвета. Образ приятного наблюдения за полем, обработанным людьми с бронзовыми инструментами. Следующий — кого-то задушенного насмерть моими голыми руками. И образы раздваивались, удваивались, умножались на тысячи отдельных впечатлений, и все они приходили через меня одновременно.

Воспоминания. Они были сущностью Этниу, частички ее воли, противостоящей моей. Она собиралась вбить их мне в голову, пока я пытался завершить заточение, пескоструем счесать мою психику по кусочкам с помощью несметного потока впечатлений.

Я должен был добраться до образа, мгновения, которое было моим. Собственным. Которое будет достаточно сильным, чтобы удержать все остальное вместе.

Я нашел один образ.

Мэгги держалась за меня всеми четырьмя конечностями, ее маленькое сердечко билось у моей груди, в то время как Мыш прислонился ко мне, твердое присутствие абсолютной верности и любви.

И этого хватило.

Если Титан сметет все остальное, что у меня есть, этого будет достаточно, чтобы построить заново. Друзья. Семья. Любовь. Я сосредоточился на том воспоминании, как моя девочка вцепилась в меня с отчаянной силой, рядом с нами был мой лохматый друг, пока руки ее отца держали ее в безопасности.

Ураган воли Титана свирепствовала. Но я обнаружил себя, стоящим в оке бури, с самой безмятежной дерзкой улыбкой, которая когда-либо появлялась на моем лице.

Мир вернулся ко мне. Я снова чувствовал Копье в своих руках, размозженные камень и бетон под моими ногами.

Этниу корчилась и извивалась в центре круга оранжевого света, отрываясь от земли, как будто гравитация внезапно перестала действовать.

— Заточаю, заточаю, заточаю! — провозгласил я. — Трижды сказано и сделано! Изыди!

Титан бешено завизжала.

Моя левая барабанная перепонка взорвалась. Или, может быть, схлопнулась. Как бы то ни было, ее в ухе больше не было. Мир превратился в один из тех аттракционов на бочке, где они вращаются так быстро, что вы прилипаете к стене. Только у меня не было стены, на которую можно было бы опереться.

Но у меня было Копье, мать его, Судьбы.

ТУДУМ ТУДУМ ТУДУМ ТУДУМ ТУДУМ.

Как будто я запустил какой-то грандиозный и судьбоносный двигатель.

— Альфред! — крикнул я и пинком отправил кристалл прямо в воды озера.

В миг, когда окровавленный кристалл коснулся воды, раздали звук. Глубокий, низкий звук, словно гул земли в милях под нами. Поверхность озера Мичиган вдруг стала неподвижной — а затем начала скакать и вибрировать, как индикаторные полосы самой большой стерео-системы Бога.

В воде разлился свет. Я не имею в виду прожектор или светящуюся ауру. Эта штука была огромной. Сотни ярдов в поперечнике. И она пробороздила воду на такой скорости, которая была настолько велика, что не могла легко поддаться оценке.

Также она толкала перед собой носовую волну. Большущую.

— Вот дерьмо, — буркнул я.

В воде Марконе повернул голову к волне и что-то тихо пробормотал. Он резко пронесся по воде, словно его тащил дружелюбный дельфин, и оказался на береге.

— Дрезден!

— Иди! — ответил я. — Я удержу ее тут.

Марконе взглянул на меня и произнес:

— Ну разумеется.