Поле Куликово (СИ)

Монах рванул рубище нищего; открылась мускулистая грудь, на ней висели железная цепь и затянутый шнурком кожаный мешочек. Глаза нищего сверкнули злобой, монах усмехнулся, кивнул Юрку Сапожнику:

-Держи его крепче, сыне, взглянуть надобно, не святые ли мощи таятся в сей калите?

Он развязал мешочек, отстранясь, заглянул в него, потряс, наружу посыпался сероватый порошок.

-Грех - по ветру развеян пепел великомученика, снадобье бесценное, исцеляющее от болезней, осушающее слёзы вдовицы, дающее силы слабому, зрение слепому, смелость робкому...

-Ага, - перебил монах, - снадобье? Давайте, дети мои, полечим сего горемыку от страха и скудоумия. Он, знать, на себя и щепоти не потратил - больно сирот и вдовиц жалеет, для них бережёт. Раскройте ему зев, а я и всыплю от пепла великомученика.

Нищий завизжал, ударил Юрка ногой, выхватил из-под рубища кинжал, но монах, отбросив мешочек, поймал руку "юродивого" своей дланью, сжал так, что у того ноги подкосились.

-Ордынская собака! - произнёс монах. - Божьим человеком прикинулся. Я тебя сразу прозрел по речам твоим, мы Божьих людей каждодневно привечаем. Сказывай правду!

Ползая в пыли у ног ратников, "нищий" молил о пощаде, говорил, что был ордынским рабом, его мучили, и только для виду согласился служить Мамаю - лишь бы получить волю.

-Для виду? А речи твои поганые? Скольких, небось, уж смутил, окаянный!.. А из мешка свово в какие колодцы сыпал?

Мужики смотрели на извивающегося в пыли человека со страхом.

-Поняли, отчего озверел Васька Тупик? - спросил Таршила.

-Што ж делать с ним, святой отец? - спросил Фрол.

Монах пожал плечами, глядя на затихшего лазутчика.

-Ты - начальник, решай. Тут дело - мирское.

-С собой взять придётся.

-На кой бес он нужон? - проворчал Таршила. - Да и сбежит дорогой. С изменниками разговор - один.

"Нищий" стал хватать Фрола за ноги, сулил показать серебро, которое у него-де зарыто недалеко.

-Июда! О серебрениках заговорил! Встань да помри хоть по-человечески. Кто свершит правый суд, мужики?

Ополченцы отшатнулись. Таршила нахмурился, взялся за ремень кистеня, через плечо покосился на возок, где сидела внучка, отрицательно качнул головой и перехватил насупленный взор кузнеца - не могу, мол, при ней, давай ты, что ли?..

Лазутчик вскочил, растолкав мужиков, кинулся в сторону леска и ушёл бы, промедли ратники, но за ним кинулся Алёшка Варяг, свистнул кистенём, и ордынский прихвостень, вскинув руки, свалился в траву. Мужики начали креститься.

Так звонцовские ратники открыли свой боевой счёт.

-Чудно, - сказал побледневший Филька. - Идём на ордынцев, а первым свово порешили.

-Свово? - спросил Таршила. - Этот "свой" - похуже сотни Мамая.

Фрол шагнул к бледному Алёшке. Тот вертел в руках кистень, разглядывая его. Наверное, не мог поверить, что эта свинцовая гиря на ремне способна так мгновенно лишить жизни врага... Экое счастье, что в ссорах с деревенскими парнями только грозили друг другу кистенями, а в дело их не пускали. Какую ведь беду можно нажить одним взмахом руки в запальчивости!

-Удар молодецкий, - сказал Фрол, положив руку на плечо парня. - Быть тебе добрым воином, Алексей.

-И штоб его прозвища более не было слыхано, - добавил Таршила. - Всё прежнее озорство те прощается, Лексей.

Парни посматривали на покрасневшего Алёшку. Отец, тощий рыжий звонцовский пастух, покачивал головой.

-Видать, не зря я тя порол, Варяг ты эдакий, довелось от людей доброе слово услышать.

Подошёл Юрко, протянул руку, Алёшка взял её и забормотал:

-Да што!.. Я их, гадов, хоть сколь положу, вы мне только укажите.

Мужики рассмеялись. Зарыли мёртвое тело, и колонна продолжала путь, обрастая всё новыми людьми и подводами.

Васька Тупик вёл отряд под Орду. Потрясённый тем, как скрестился его путь с путём Дарьи, он видел в том лишь промысел Неба, ответ на его молитву. Теперь он был убеждён, что погибнет в битве с Мамаем, но убеждение лишь прибавляло желания поскорее скрестить свой меч с вражеским. Только Дарью было жалко, и её поцелуй всё сильнее разгорался на губах.

Минули границу Московской и Рязанской земель, где смерды не знали, какому князю служат, но всюду уже прошла тревога. Медленно менялся облик Русской земли. Леса теперь чаще перебивались кулигами и полянами, холмы и увалы, поросшие мелколесьем, нарушали однообразие русской равнины, но ещё попадались и сыроватые дебри.