Поле Куликово (СИ)

Люди словно пугались тёмного пространства в одну версту, пока разделяющего рати, сошедшиеся, чтобы убивать друг друга. Может, они задумались у этой последней черты, за которой стояло более страшное, чем даже смерть каждого из них в отдельности, и над чёрной пустыней ничейной полосы до кровавой звезды, вошедшей в зенит, в глазах каждого вырос вопрос: "Зачем?!" Зачем идти убивать и быть убитым? Зачем тысячи здоровых, крепких, красивых людей, любящих жизнь и радующихся жизни, должны обратиться в груды изрубленного мяса, в пищу воронов и волков? Не пора ли остановиться, пока не перешли последнюю черту, за которой начинается кровавое болото, из которого уже не вырвать ног?

Вряд ли такой вопрос мучил кого-то в последнюю ночь перед битвой. Большинство спало, набираясь сил, чтобы убить завтрашнего противника. Те, кто охранял спящих, молились Небу, чтобы Оно дало им победу. Война стала неизбежностью - это чувствовали и военачальники, и воины. Русские не могли отступить, вернуться в свои города и деревни, потому что тогда они были бы убиты, их жилища разграблены, женщины и дети пленены. Не могли остановиться и ордынцы, связанные той всеобщей порукой, которая довлеет над всеми и каждым сильнее родственных уз. Под видом воли Небесного и земного правителя, интересов государства, законов долга и чести, не только оправдывающих военный разбой, но и объявляющих такой разбой доблестью, эта всеобщая порука вела всадников Орды путём войны, как во все времена она водила завоевателей. Любой из них был бы уничтожен, откажись он сражаться. Орда чувствовала своё превосходство над Московским княжеством, её властелин и развращённые грабежом воины видели в войне самый короткий путь к овладению благами, которые добываются десятилетиями трудов, поэтому Орда - безжалостна к тем тысячам своих соплеменников, что должны погибнуть в бою.

Мамай торопил утро и победу над строптивым врагом, ибо угадывал в Дмитрии судью, выбранного историей сказать "нет!" разбойной политике ханов. Дмитрий тоже торопил утро, но по другой причине: союзники Мамая двигались к Дону. Его сомнения давно ушли прочь, остались спокойствие и решимость.

Два человека, не видя друг друга, стояли по разные стороны ничейной полосы.

Костры Орды угасали в тумане, наползающем с Непрядвы и Дона.

VI

Боевые трубы запели в белой мгле, им отозвались голоса начальников, и войско встало. Кашевары, поднятые затемно, уже тащили котлы с варевом в сотни. Завтракали скоро, но обстоятельно, досыта - никто не знал, когда придётся полдничать, да и придётся ли? За туманом стояла Орда.

Дмитрий объезжал большой полк. Сквозь редеющий белый сумрак проглядывали все десять рядов рати, воины кличем приветствовали государя, Дмитрий лишь поднимал руку, но не останавливался, не звал начальников. Тупик ехал рядом с князем, приотстав на полкорпуса лошади, за ними шёл отряд из двадцати витязей, поимённо названных Боброком. Разномастные кони, булатная сталь кольчужных панцирей, в рысьих глазах под надвинутыми шлемами - отрешённость от себя и готовность на всё ради всадника на белом иноходце.

Туман... Это посерьёзней ночной темени - ту можно разогнать факелами, а туман и солнце не берёт. Заставы молчат. Молчит и передовой полк, - значит, Орда ещё воюет с бараниной или строится к битве. Дмитрий посматривал в сторону Дона, откуда временами приходило дуновение, искал едва различимое пятно солнца. Минули большой полк, когда Тупик, оглянувшись, сказал:

-Государь, смотри!..

Над разорванной пеленой, золотясь в лучах, проглянули полковые стяги, и дохнуло ветром. Молочное море колыхнулось, заклубилось, потекло мимо. Вдали заржали кони, в другой дали отозвались другие...

-Пора! - князь заворотил иноходца.

Их ждали Бренок и Вельяминов во главе конной дружины государя, поставленной за рядами пешцев. Ветерок усиливался, развевал багряные стяги, расправлял чёрное знамя с золотым образом Спаса. Всё дальше открывалось поле, и лучи солнца уже играли на стальных шлемах, на остриях копий и топоров. От передового полка прискакал посыльный с вестью: Орда зашевелилась, наши сторожевые отряды отходят на крылья полка. С той стороны им кричали в медные трубы: сдавайтесь, просите милости у великого хана, иначе всех побьём, а кто уцелеет, повяжем арканами и - буль-буль в Дону.

-Вы им про буль-буль в Воже не напомнили? - спросил Бренок.

-Как же! Кирька Зык про то гаркнул, так они завизжали и начали садить из самострелов.

-То-то!

-Что, бояре, видно, это был последний разговор с Ордой? Теперь - слово мечам.

Дмитрий подъехал к большому знамени, соскочил с лошади, сняв шелом, стал на колено и поцеловал край полотнища, потом оглядел воинов.