Поле Куликово (СИ)

"Он предлагает мне мой замысел! Старый волк хочет погонять на воле баранов, пока мы тут тонем в крови? Но волк, кажется, не понимает, что Дмитрий навязывает мне битву. Сам! И, значит, битве быть завтра... Пророк - мудр, но и ему - неведомо то, что открыто Аллаху".

-Я решил не распылять войско, - сказал Мамай. - Все московские стены падут, когда падёт Дмитрий с его полками.

Вошли трое мурз, ранее посланных Мамаем в войско, за ними - Темир-бек, Герцог, молодой хан Тюлю-бек - племянник Мамая.

-Не много ли вас собралось в моём шатре теперь? Когда я даю это право приближённым, они не должны думать, будто повелитель без них не может выпить и чашки кумыса. Вы должны быть моими глазами и ушами в туменах.

Мурза со знаком тысячника, из тех, что, не имея отрядов, находились в свите, исполняя обязанности именитых рассыльных и доносчиков, польстил пословицей:

-К воде, обильной растениями, слетается много птиц, в юрте, где живёт мудрец, собирается много гостей... Мы пришли, повелитель, сообщить тебе: тумены расположились, как ты велел. Воины ждут твоего слова, чтобы броситься на врага.

-Воинам сейчас надо спать. Темир-бек, я получил твою весть, ты сделал быстро и хорошо. Почему ты задержался?

-Я помогал передвинуть тумен Бейбулата. Батар-бек сначала не хотел уступать места, я действовал твоим именем.

-Ты делал правильно. - Скосился на Батар-бека: "То-то старый волк прибежал в мой шатёр выведать". - Садитесь все. Племянник, твоё место - рядом со мной. Герцог, я слушаю тебя.

-Милостивый хан, на фланги мне нужны крепкие тысячи. Касоги - ненадёжны. Это - не войско, а орда... - Поперхнулся, крякнул, дёрнул закрученный ус. - Они не понимают строя, они рассеются по полю и откроют мои фланги для ударов московской конницы.

-Московской коннице будет не до твоих флангов. Но я добавлю в отряды касогов по две сотни татар. Они укажут место горскому сброду. Ты всё сказал?

-Хочу спросить: где - полки Литвы и Рязани?

Руки Мамая ускользнули в рукава и там сжались, красный блеск явился в глазах.

-Ты получил своё золото? Ступай и делай своё дело!

Уходя, Герцог заворчал.

-Что он сказал?

Толмач посмотрел на повелителя.

-Он сказал... Он сомневается: из тех ли рук взял золото?

"Этого, старый коршун, я тебе не забуду", - подумал Мамай и спросил племянника:

-Тюлю-бек, доволен ли ты своим туменом? Он не стал хуже без тебя?

-Дядя, разве не ты дал мне темника? Я заново влюбился в моих воинов, я думаю, "непобедимые" Батыя и твои "алые халаты" - не на много лучше их.

Мамай хмыкнул. Тюлю-беку дозволялось больше, чем любому другому хану, потому что всегда и всюду он говорил о своей неспособности к военным делам, восторгаясь полководческой славой дяди. Тюлю-бек редко бывал в походах, замещая правителя в столице, он брал на себя тыл Орды, хотя слыл лихим наездником и рубакой. На ярлыках он подписывался: "Царь дядиной волей Тюлю-бек", и эти ярлыки имели силу подписанных Мамаем, разумеется пока Мамай того хотел. Племянник, в жилах которого текла капля Чингизовой крови, создавал иллюзию у сильных ханов-царевичей, будто отпрыск их "священного" рода стоит у кормила государства. На сей раз Тюлю-бек не усидел в Сарае. Недавно он встречался с Тохтамышем и привёз Мамаю подарки хана Синей Орды с пожеланием военной удачи. Видно, до Тохтамыша дошли вести о неисчислимой силе войска Мамая. Мамай слегка пожурил племянника, но назад не отослал: всё-таки хоть один родственник - рядом, пусть слабый военачальник, но свой душой и телом.

Входили всё новые мурзы с докладами: войско заняло исходные позиции для наступления на русский лагерь. Теперь Дмитрию бежать некуда, он себя втиснул между реками, а Мамай захлопнул ловушку. Зверь пойман, осталось взять его.

-Ступайте каждый на своё место, - приказал Мамай. - Завтра на рассвете мои знамёна, мои гонцы, мои трубы донесут вам мою волю. Пусть муллы читают молитвы до утра. Я тоже стану молиться, и вы молитесь.

Полоса тьмы легла между заревом костров Орды и цепью русских сторожевых огней. В этой тьме передовые легкоконные тумены Орды потеряли соприкосновение с русскими заставами. Велено было остановиться. Здесь воины не жгли костров, не рассёдлывали коней. Они грызли вяленую конину и кислую круту, жевали сухие просяные лепёшки, запивали водой из турсуков, из тех же турсуков поили коней, подвязывали к их мордам торбы с зерном и, намотав на руку поводья, валились на траву возле копыт коней. Часовые не отходили от своих сотен. Безмолвие нарушали только голоса птиц и зверей - ни с одной стороны лазутчики не пытались проникнуть во вражеский лагерь, и даже кони не перекликались, подавленные близостью необычайного.