Поле Куликово (СИ)

Раздумья хана прервал тогда нежданный вестник. Из Крыма с отрядом примчался мурза-тысячник. Передав хану запечатанный пергамент, он, уткнув лицо в пыль, ждал решения. Письмо было кратким: "Повелитель! Иди и возьми голову своего и нашего врага Мамая. Мы принесём её тебе на серебряном блюде, как только увидим в степи твои бунчуки". Пергамент скрепляли печати сильнейших мурз Мамая - Темучина, Кутлабуги и Батар-бека. С Кутлабугой у Тохтамыша и прежде были свои тайные отношения. Хан не выдал радости, не шевельнул даже бровью, его скуластое лицо напоминало гладкий жёлтый пергамент без единого знака.

-Встань, - приказал он гонцу. - Почему эти трое, когда-то отдавшие в руки Мамая Золотую Орду, называют его своим врагом?

-Великий хан! Мамай снова ведёт тумены на Москву! Воины не хотят - они не верят больше в военное счастье Мамая.

"Выходит, он всё же - безумец?.." Да ведь только безумец, будучи безродным, мог схватиться за ханский венец. Даже Тимур правит от имени чингизидов. Он держит ханов в золотой клетке, разнаряженных в роскошные одежды с коронами на голове, сам, как смиренный раб, вползает в клетку на коленях, подавая им еду и питьё, по всякому случаю спрашивает их воли и совета, разумеется, даже не слыша, что они ему бормочут. Он душит и травит их по своей прихоти, однако же всему свету трубит: будто он, властелин Азии, - только исполнитель воли потомков священного рода Повелителя Сильных.

-Что говорит Мамай о походе на Русь?

-Великий хан, он убеждает наянов, будто на Дону мы уже победили Дмитрия, и только трусливые вассалы, увидев небольшой русский полк, напавший из засады, побежали и внесли в войско панику. Он говорит, сила Москвы иссякла, надо, не теряя времени, нанести ей новый удар - Дмитрий этого теперь не ждёт. Он ещё говорит: нельзя терять даже дня - нельзя давать русам увериться в собственной силе и подготовиться к новой войне. Мамай пугает нас неведомым, но мы ещё не пережили нынешней беды. Сколько погасло наших очагов, а сколько их осиротело! Кто видел Куликово поле, с Мамаем на Русь не пойдёт!

Нет, он - не безумец, этот чёрный крымский улусник. Да, сейчас бы неплохо в московском пожаре выжечь память о битве на Дону, чтобы о ней не рассказывали страхов. Но Мамай - подобен тем людям, которые различают далёкое, не видя того, что - у них под носом.

-Что Мамай говорит обо мне?

-Он сказал: пусть-де хан Тохтамыш повеселит душу на сарайском троне да побережёт наш тыл, пока управляемся с Москвой.

Хан улыбнулся - Мамай, конечно, сказал не так. Тохтамыш знает, как говорит Мамай, охваченный злобой: много и громко. Не это ли его сгубило? Полководец на войне должен только спрашивать и приказывать. Других речей ему не следует произносить даже во сне.

-Иди, - приказал гонцу. - Передай главному юртджи: пусть поставит тебя во второй тумен на полный корм. До моего слова ни ты, ни один из твоих людей не должны шагу ступить от расположения тумена.

Тохтамыш послал за молодым ногайским мурзой Едигеем, который поддерживал его своим мечом в борьбе с врагами, не раз обнаруживал храбрость зрелого воина и ум трезвого мужа. Сидя перед палаткой, показал Едигею письмо.

-Что скажешь?

-Я бы пошёл и взял такое блюдо. - Молодой военачальник выдержал взгляд хана.

-А если ловушка?

-Аркан годится, чтобы поймать коня или молодого бычка. Но ещё никто арканом не поймал тигра.

Тохтамыш встал с седла, хлопнул в ладоши. Выскочившему из палатки юртджи приказал:

-Войску - тревога.