Поле Куликово (СИ)

"Помни нас, княже, где бы ты ни был, отныне мы - твоё войско навеки. Мёртвые - ненавязчивы, и радостный час живых мы не омрачим скорбью, ибо для вашего счастья мы умирали в битве. Будут празднества и пиры - не омрачите их печалью о нас. В богатстве и силе не скорбите о нас, оставшихся на поле вашей славы. Но придёт беда, закроют солнце чёрные тучи - вспомните нас! Заплачут русские женщины, и дым горящих селений выест вам глаза - позовите нас! Позовите нас, и мы станем рядом с вами. Никогда вас не будет меньше прежнего, пока сохраните память о нас. В час великой нужды помните нас!"

Дмитрий снял шелом и поклонился холму:

-Спасибо вам, братья.

Боброк окликнул государя. Сурово-скорбная процессия вступила на мост: под шитыми серебром плащаницами на повозках покоились дубовые гробы-саркофаги русских князей и знатных бояр. Губы великого князя шевелились, называя имена... Михаил Бренок... Иван и Мстислав Тарусские... Фёдор и Иван Белозёрские... Семён Оболенский... Андрей Серкиз... Микула Вильяминов... Тимофей Волуевич... Пересвет...

Не дожидаясь конца процессии, Дмитрий тронул коня и долго ехал за гробом Пересвета.

Сразу за Доном, по обе стороны дороги, стояли рязанцы - мужики, женщины, дети. Сняв шапки, кланялись ратникам, иные совали угощение, и воины не отказывались, хоть рать и была обеспечена с избытком. Русские люди благодарили победителей, своих защитников, как могли, и нельзя было отказываться от их благодарности, если даже отдавали последнее. Какие бы тяготы и беды ни ждали впереди, люди верили: будем жить, потому что на степного хищника нашлась наконец-то управа.

* * *

Был солнечный листопад, когда в лесах наступает праздник, и лишь на зорях гремит рёв лосей. Солнце светом заливает небо от края до края, от ковров листвы золотеет даже зелень ёлок, светится вода лесных озёр и речек, а синичье треньканье по опушкам кажется звоном воздуха. В один из таких дней к Звонцам приближался всадник. Ехал он не проторённой дорогой, а тропками или бездорожьем, мимо сжатых полей, держась перелесков, и копыта его вороного коня утопали в листве, ещё не прибитой дождями. Мягкая поступь скакуна редко вспугивала тетеревов, куропаток и зайцев. Среди крестьянских полей всадник выглядел чужевато - в стальном шишаке и зелёном, вышитом по вороту и рукавам воинском кафтане, под распахнутыми полами которого поблёскивала кольчуга, на бедре - меч, на поясе - кинжал, к кованому седлу пристёгнут саадак с луком и стрелами. Блеснуло озеро, с одной стороны окружённое урманом, на другом берегу проглянула закоптелая кузня, окружённая подворьем, и всадник заторопил коня. Не доезжая озера, остановился, прислушиваясь и оглядываясь - в серых глазах отразилось напряжение.

-Звонцы, - сказал он. - Звонцы без звона...

Опустил голову, тронул коня, шагом двинулся в объезд озера. Улица встретила тишиной. Проехал одно подворье, другое - ни единой души. "Хоть бы собака какая облаяла, что ли?" - подумал всадник, глядя перед собой. Дома по сторонам улицы напоминали ему лица тех, которые одним рядком лежали на кровавой траве Куликова поля, - казалось, и здесь его окружают покойники. Скрипнула калитка, согбенная старушка вышла на улицу, посмотрела из-под руки. Он узнал и в смущении задержал коня. Бабка приблизилась, поклонилась.

-Отколь, соколик? Не война ль - опять с басурманом?

-Здравствуй, бабушка, - сказал, глядя в сморщенное лицо старушки, с трудом находя потускневший, словно бы далёкий взгляд и поражаясь тому, что и старые люди, оказывается, так заметно могут стареть. - Слава Богу, не с кем пока воевать. Я - с доброй вестью от нового боярина. Аль не узнала меня?

-Господи, - лицо старушки задрожало. - Никак Лексей, Алёшенька наш, соколик ласковай... Счастье-то Аксинье - сынок воротился.

Дрожащими руками Барсучиха поймала его стремя, прижалась щекой к сапогу, плача.

-Не надо, бабушка, - попросил Алёшка, не смея выпростать стремя из рук Барсучихи. - И без того небось все глаза выплакали, а за слезами и радость проглядишь.

Видно, в своём любопытстве Барсучиха не переменилась, если тут же, осушив глаза рукавом, засыпала вопросами:

-Кто - он, новый-то наш боярин? Молодой аль старый? Поди, за окладом посошным тя прислал, дак Фрол всё уж приготовил.

Алёшка улыбнулся: