Будто молния высветила в памяти сходящиеся рати пеших и крик: "Отец Герасим!" - и двое воинов в чёрных панцирях и пернатых шлемах, бросая щиты и копья, бегут от фрягов к русскому священнику, идущему впереди войска.
Многое хотелось расспросить Тупику, но он видел, что молодому ратнику сейчас не до разговоров. Спросил лишь:
-Ты-то - не ранен?
Тот помотал головой. Тупик тронул коня, опустив тяжкую от боли голову. Кто расскажет обо всём, что случилось в этот день на Куликовом поле, кто передаст всю нашу боль и горькую гордость, кто запомнит поимённо всех убитых? Не родился ещё такой сказитель и певец, а родился, так сердце его разорвётся, если вместит всё. Копыто, как часто бывало, угадал мысли начальника или подумал о том же.
-Народ запомнит всех, назовёт каждого, обо всех расскажет своим детям.
-Да, Ваня, Русь запомнит. Если даже и мешать ей в этом станут, запомнит навсегда. Такого Родина не забывает.
Воины сдержали коней. Над полем скорби и славы взмыл клич русских полков, стоящих на Красном Холме. Распугивая вороньё, он вырастал до окрашенных закатом облаков, катился за Дон и Непрядву, в отчие земли, катился в Дикое Поле, вслед отрядам, преследующим разбитую Орду. В последних лучах клочками огня метались стяги полков, льдисто рябила сталь мечей и копий, поднятых над пешими рядами воинов, и летел перед ними в буре клича высокий всадник в иссечённой броне, облитой золотом и кровью. Лишь на миг ревниво дрогнуло сердце Васьки Тупика, оттого что не он сопровождает государя перед войском в час торжества, а в следующий и его ревность, и телесная боль заглохли в счастливом потрясении как бы впервые осознанного: ПОБЕДА! Русь, Родина наша, спасена! Это мы спасли её от страшнейшего врага!.. Только об одном жалел Васька Тупик: нельзя умереть, чтобы раздать свою оставшуюся жизнь хоть по минуте убитым русским ратникам, лишь бы увидели нашу победу и там, за гробом, знали, что пролитая за Р
одину кровь не бывает напрасной.Все трое послали коней вперёд, спеша занять своё место в строю рати. Туда же, на Красный Холм, со всех сторон Куликова поля тянулись те, кто был повержен в бою, но отлежался на земле и сумел превозмочь свой недуг. Потому что и в час беды, и в час славы место живых там, куда зовут их знамёна.
Через восемь дней, когда убитые были похоронены и раненые немного окрепли, чтобы перенести тряские дороги, сорокатысячное русское войско покидало Куликово поле. Дмитрий и Боброк стояли на донском берегу, следя за переправой полков по новым мостам. Ни разу больше не обмолвился великий князь о походе в степь - слишком жестокой оказалась битва, в которой полегла почти половина русского войска и половина русских князей. Молча шли войска, обозы, повозки, занятые ранеными, отражаясь в зеркале плёса реки.
Три дня после битвы Непрядва и мелкие речушки выносили в Дон кровавую воду. Теперь вода вновь была прозрачной, но казалось, она пахнет кровью. В пасмурном небе навстречу потокам людей плыли станицы журавлей, роняя печальные крики, словно оплакивали тех, кто лежал теперь в братской могиле у села Рождествено Монастырщина, где земля горбилась свежим холмом.
Впереди ждали новые победные клики, торжественные службы, громкие колокола, а князю было больно и грустно. Он велел переписать всех павших и увечных, их семьи не останутся без княжеской милости и покровительства, но кто вернёт матерям сынов, детям - отцов, жёнам - мужей? А ему - ратников?.. Хотелось верить, что Орде - нанесён смертельный удар, да как поверить после ста сорока трёх лет ига?!
Купцы принесли из степи весть: Тохтамыш начал войну с Мамаем - это первый громкий отзвук Куликовской битвы в Золотой Орде. Кто из двух хищников одолеет? Кого ждать из степи с новым войском Орды? Кого и когда? Но может, это кровавое потрясение убедит Орду, что времена изменились, что военное давление на Русь грозит ей гибелью? Во всяком случае, лет пять Орде копить силы, а с малыми она напасть не посмеет - так он считал... Если бы на Куликово поле пришли полки других великих князей и Великого Новгорода, сколько русской крови сберегли бы! Вот тогда можно бы и добить степное чудовище...
Дмитрий смотрел на свежий холм у прибрежного села, и в топоте копыт, стуке колёс, размеренном шаге пеших ратей и поскрипывании телег чудились ему голоса тех, кого уже не было в войске.